— Авр-р, — согласился красавец гулким басом.
— Пошли? — предложила я. — Только лоскутников опасайся.
Я приподняла подол серебристого бального платья и полюбовалась хрустальными туфельками. Чего-то недоставало. Кот выпростал огромную лапу, пододвинул ко мне квадратную тряпицу. То, что нужно! Я подняла ее за уголок, встряхнула. Шелк заструился, вытягиваясь. По белой ткани побежала алая дорожка, складываясь в извилистый узор. Я накинула на плечи получившуюся шаль.
— Платье теперь не подходит, — пожаловалась коту.
Тот ответил взглядом, в котором читалось невысокое о моем уме мнение.
Вот ты, Серафима, недалекая! Во сне каждый сам себе чародей! Наколдуй себе подходящий наряд.
Я хихикнула, крутанулась на каблуках хрустальных туфелек, подпрыгнула так, что вздрогнула земля, и опустилась уже на траву. Теперь я была облачена в гусарский доломан с ментиком, удобные рейтузы и сапожки. Носовой платок превратился в кушак, который я завязала на талии.
— Где мы?
Над неподвижным морем раскинулось плащом звездное небо. На холме возвышался дуб, оплетающие его цепи мерцали. Приблизившись, я увидела, что дерево расколото и цепи стягивают обе его половинки, не давая им развалиться.
Но где же князь?
— Авр-р…
Кот толкнул лапой камень, будто навечно вросший в землю. Глыба откатилась в сторону, открывая тесаные ступени, спускающиеся вниз.
— Давно мне таких интересных снов не снилось. — И я пошла вниз, замирая от предвкушения.
Гавр следовал за мной бесшумно, да и мои шаги оказались нереально легки.
Прозрачный потолочный свод, над ним — толща подсвеченной лунным светом воды, в которой мельтешат стайки серебристых рыбок. Я любовалась диковинным зрелищем, запрокинув голову, поэтому не заметила, в какую сторону мы со спутником повернули, остановилась лишь, уткнувшись лбом в стену.
— Предупредить не мог? — пристыдила я кота, потирая лоб.
В рычании Гавр явственно различалась насмешка.
— Делать теперь что прикажешь?
Серафима, это твой сон! Тебе и карты в руки.
Я потерла стену ладошкой, стирая изморозь, обнажилось гладкое как лед стекло. Я подышала на него, сызнова потерла. За стеклом различались какие-то фигуры.
Я испуганно отшатнулась. Покойники? Но ближайший ко мне силуэт шевельнулся, мне показалось, что это мужчина.
Итак, что дальше? Постучать, привлекая внимание незнакомца? А оно мне надо? Ну то есть, чего именно я желаю добиться? Посмотреть, кто это, но так, чтоб он меня не увидал. Потому что, мало ли кто мне во сне встретится, вдруг он из этих, из лоскутников? Только кошмара мне недоставало.
Я тюкнула в стену кулаком, разбивая ее в мелкое крошево.
— Тихо!
Не осколки, но тополиный пух укрыл коридор, чтоб сразу же развеяться серым туманом.
Гавр за спиной вздохнул.
— Не бойся, разбойник. — Обернувшись, я встретилась с ним взглядом, теперь кот был ростом с меня и глаза наши оказались на одном уровне. — Это мой сон, и в нем мы с тобой видимы и слышимы только друг для друга. Почему? Потому что я так решила.
Я потрепала его за ушком, огроменным таким ушищем, лопухи и то помельче попадаются, забросила руку на шею и увлекла вперед.
— Пошли, мне страсть как любопытно.
Шерсть кота была мягкой и теплой, а бок, к которому я прижималась, мерно вздымался и опадал в такт его дыханию.
Мы вошли в большую круглую залу, похожую на уже видимое мною навье капище. На одном из камней в центре, то ли алтарном, то ли от кострища, сидел Иван Иванович Зорин и нас с Гаврюшей не замечал. Погружен чародей был в беседу с двумя незнакомыми мне мужчинами. Забавно, но оба его собеседника сидели на грубо сколоченном топчане, поджав под себя ноги. Мебель смотрелась в пещере крайне инородно, и так же странно выглядел кусок видимой за ними отштукатуренной стены.
— И все же, — говорил темно-русый скуластый господин, — использовать навьи мороки для связи я считаю крайне опасной затеей.
— Не завидуй, Эльдар. — Второй был рыжий, кудрявый и, сидя, казался повыше ростом. — Я вот, например, почти перестал.
— Было бы чему завидовать, — пробасил Зорин.
Столь вопиющую расхристанность господина чародея мне ранее видеть не приходилось, даже когда сама к тому руки прикладывала. Без галстука, порванный ворот рубахи открывает грудь, а на спине и под мышками расплываются темные пятна пота.
— Твоя, Иван, скромность, — протянул рыжий, — граничит с высокомерием. Я навскидку ни одного чародея тебе не назову, кто смог бы эдакую штуку провернуть. Давай, не томи, до чего на Руяне докопался. Аффирмация у тебя?
— У меня, — вздохнул Зорин. — Но я не затем вас призвал. Эльдар, да не мельтеши лицом. Я уже понял, что ты меня не одобряешь. Скажи ему, Семен, чтобы перестал фонить, отвлекает.
Рыжий Семен цыкнул на соседа:
— Угомонись, Мамаев, а то отряжу в помощь Евангелине Романовне протоколы сшивать.
— Сейчас? Ночью?
— В присутственное время. Даже Евангелина Романовна ночами службу нести не может.
— Как там Гелюшка? — спросил Иван.
Рыжий обстоятельно ему отвечал, а я поняла, что-мой сон перестает мне нравиться.
— Брют рыщет, ни на день нас своими заботами не оставляя, — закончил пояснения Семен.
— Кстати, Юлий Францевич любопытствовал давеча у нашей Попович, как продвигается твоя, Ванечка, служба, — сказал Мамаев и как-то по-особенному склонил голову к плечу, будто находя в виде Зорина доселе неведомые черты. — Да ты сам на себя не похож! Влюбился, что ли, там на Руяне? Брось! Жозефина тебе физиономию расцарапает!
Какой дурацкий сон! Евангелина Романовна Попович, сиречь Гелюшка, а теперь еще и Жозефина?
— Я, кажется, понял, для чего чародейский приказ в Брютовой комбинации понадобился, — говорил меж тем Зорин. — Только полной картины составить не могу.
— С конца начинай, — велел Семен, и сразу стало понятно, что он этим двоим начальник.
— Покушение на августейшего монарха, — послушно ответил Иван.
Мамаев расхохотался и толкнул рыжего в плечо:
— Ну, господин Крестовский, Семен ты наш Аристархович, много понял?
Рыжий смутился, нахмурился, но вскоре тоже хохотнул.
Иван смотрел на них с теплотой:
— Я, Семушка, лучше по порядку. Есть в нашей богоспасаемой империи некий загорский миллионщик господин Абызов.
— Промышленник, — сказал Мамаев быстро. — Все гнумское паровозостроение на его литье завязано.
— А с Брютом у него ничего не завязано?
Мамаев посмотрел на Семена:
