Схема действий вырисовывалась стройная, печалил лишь факт, что поделиться ею с коллегами возможности не имелось. Ближайший телеграф на материке, наколдовать хоть сколько устойчивую связь мешает море, окружающее остров. То есть в любом случае предстояло отплывать в портовый городок Штрель, а там либо телеграфировать, либо, воспользовавшись любым погребом, пускать зов по горячим земным жилам. На это путешествие он потратит целый день. Завтра. Отоспится после драки, да и сядет на утренний пароходик.
Отоспится? Ты, Зорин, совсем от любви голову потерял. После демона на месте вашей славной баталии останется такая прорва фоновой магии, что ты до утра будешь ее чистить.
Иван поморщился, прибираться он не любил, а затем хлопнул себя по лбу раскрытой ладонью. Грязная навская сила! Ее можно не уничтожить, а на пользу направить, как в яматайских боевых искусствах надворного советника Попович. Или советницы?
Нет, по правилам языка, советница — это жена советника. Советничка? Советка? Совка? Бедные суфражистки, как же им предстоит берендийское наречие калечить за-ради утверждения межполового равноправия.
Наметив дальнейшие действия, он вполне мог позволить себе такие вот необременительные забавные раздумья.
Когда солнце обмакнуло оранжевый живот в серые воды Хладного моря, то есть на закате, Иван Иванович был налит чародейской силой по маковку и готов к драке.
Три по три по три. Когда в его голове эти слова совместились со словом «аффирмация», все встало на свои места. И сундук, и девы, и чахлость означенных дев.
Уже в темноте он подошел к присутствию, кивнул на приветствие городового, сообщил, что обождет господина Фалька в его кабинете и беспрепятственно в этот кабинет проник. У стола, прислонившись к стене, блестела наточенной щекой гнумская алебарда.
— Любуешься, чародей?
Околоточный надзиратель переступил через порог и прикрыл за собой дверь. При малом гнумском росте проделать это угрожающе было почти невозможно, но господин Фальк справился преотлично.
— Размышляю.
— О чем же?
— Ежели я твое церемониальное оружие позаимствую, будет ли это воспринято оскорблением большим, чем то, которое я уже причинил?
— Значит, оскорбление ты не отрицаешь? Оскорбление недоверием.
— Это не недоверие, Йосиф. Ты дело свое знаешь.
— Тогда отчего ты, столичная ты душонка, по округе рыщешь да допросами вверенное мне население смущаешь?
— Крампуса искал. — Зорин пожал плечами. — И нашел.
— Никто до тебя не нашел, а ты, значит, сподобился?
— Уж такой я великий чародей.
Помолчали. Фальк задумчиво водил рукой по древку алебарды. Главный в роду гнум Фальк. Его «тыканью» Иван нимало не оскорбился, так было даже проще. Предложил:
— Желаешь самолично татя ночного обезглавить? Этим своим почетным оружием?
Йосиф Хаанович возжелал.
— Ты говорил, от твоих ледников ход до самого центра острова прорублен?
— Да.
Зорин потер руки:
— Веди. Мне нужно до полуночи ровнехонько под вашим руянским дубом оказаться.
— Ровнехонько до полуночи? — Фальк подхватил алебарду легко, будто не была она вдвое длиннее его роста.
— Ровнехонько под дубом. — Иван спускался следом, пригибаясь там, где наконечник алебарды перед ним выбивал искры из потолка. — Точное время не так уж важно.
Путь оказался неблизким, миновав покойницкую, они углубились в тесные меловые катакомбы. Через четверть часа уже официально перешли на «ты», как и пристало товарищам по оружию.
— Это не обычный демон, — отвечал на расспросы спутника Иван, — навская тварь, а нави горазды душу от тела отделять, на что мы, людские чародеи, неспособны.
— Поганое колдовство, — согласился Фальк. — Значит, говоришь, он коллекцию из дев собирает?
— Думаю, почти собрал. Мне тут одна ведьма из подопечного твоего населения сказала, что погоды нынче стоят необычные для этого времени года и что это явный знак.
— Которая ведьма?
— А этого я пообещал тебе не рассказывать, потому что до сих пор она на тебя зло держит за то, что поверил, будто от ее сглаза соседская коза издохла.
— Старуха Юнг. Так и знал, что она ведьма.
— Закон не запрещает.
— Вот и я о том, а может, описать их всех поименно да запретить. Так, погоди. Про коллекцию поподробнее.
— Крампус не реальные тела собирает, а сущности, навроде эманаций, можно их еще душами называть. Дева души лишается и чахнет, стремится себе свое вернуть, да только погибель в своем стремлении находит. Гертруда Зигг, покойная, думаю, именно так и утонула.
— А нянька барышни Абызовой?
— Развеем Крампуса, отыщется госпожа Неелова; не успел он ее уморить, времени-то всего ничего прошло. В противном случае ее хозяйка меня твоей алебардой на кусочки нашинкует.
— Она может, — согласился Фальк. — Лариса Павловна намекала, что в предках у барышни Абызовой некто сверхординарный отмечен.
— Госпожа Шароклякина и тебе о том рассказала?
— Я, Иван, мужчина бывалый, потому обожаю с дамами разговоры на интересующую их тему вести. А Ларочку тема выведения берендийского сверхчеловека очень интересует. К слову, она считает, что ее патриотический долг тебя с Серафимой Карповной свести, чтоб вы совместным выведением занялись, так сказать, на практике.
Зорин знал, что плотские темы в гнумской культуре вовсе не неприличны, но покраснел. Свести, вывести, тьфу, как коров на случку.
— Я думал, госпожа Шароклякина шпионит для кого-то, потому и информирована сверх меры.
— Ага, шпионит. Для «Общества Берендийского саморазвития». Так их дамский кружок называется, «ОБС» сокращенно.
Зорин прыснул. Фальк присоединился к смеху, бормоча: «О-бэ-эс, ну надо же о-бэ-эс».
Катакомбные коридоры вливались в полукруглые залы, от которых в разные стороны расползались ходы и расщелины. Но гнум, ведомый своим чутьем, выбирал, куда повернуть, без малейших сомнений.
— Почему решил меня с собой на дело позвать?
— А кого еще? — пожал плечами чародей. — Кто мне спину прикроет, если не свой же служивый?
— Доверяешь, значит?
— Ну и, кроме прочего, лучше будет, если операцию проведет официальное лицо. Укажешь в отчетах, что…
— Подачки раздаешь, высокородие?
— Мне, Йосиф, светиться в этом деле не с руки, — ответил Иван просто. — Но ежели будет твое решение по-другому дело представить, возражать не стану. Для меня главное — твой остров от навской мерзости избавить. Двадцать лет назад чародеи — мои, заметь, коллеги — дело до конца не довели, запечатали демона да руки умыли. Я этот шаляй-валяй исправить должен.
