— С кляпом?
— Нет, кляп потом засунули. Но я так перепугалась, что даже не подумала кричать.
— Они же, мерзавцы, хорошо к посещению приготовились. — Марта-толстушка воспользовалась паузой в монологе товарки. — Даже Гаврюшеньку-страдальца в принесенную птичью клетку моментально определили.
Клетка валялась на боку у расписной яматайской ширмы.
— Мы, барышня, ничего им не сказали.
— Ну, это не от верности, а от незнания. — Честность девицы Фюллиг была располагающа, но неуместна.
— Тогда они апартаменты обыскивать принялись. Наталья Наумовна только вскрикнуть успела…
— Натали пострадала?
— Мы не видели, слышали только возглас, потом звук удара, ну и, когда нас уже прочь вели, двери в ее спальню были приоткрыты.
— Великолепно. — Я обошла клетку, уселась в кресло, подозвала Гавра, чтоб на коленях сидел. — Глаза завязывали?
— Ничего такого, — девушки и себе присели, рядком на разоренную постель. — На конях везли.
— А копыта у коней тряпками обмотаны, чтоб, значит, не цокали по дорожкам.
— Привезли, стало быть…
— А старший их, еще у отеля, сказал, вперед поспешайте, нашлась купчиха…
— Вы, барышня, то есть. Такое, доложу вам, неуважение…
— Привезли да тут заперли, сказали, хозяйку ждать.
— Тут, это где?
— В спальне? — Толстушка неуверенно оглядела обстановку.
— Ты, Марта, недалекая какая-то, — фыркнула худышка, — барышне другое интересно. На вилле мы, Серафима Карповна, у его сиятельства в заточении. Всадники поплутали в холмах, но дом-то ни с чем не попутаешь.
Девушки замолчали, вопросов я больше не задавала, почесывала Гавра за ухом, размышляла. Это скандал. От похищения мне до смерти не отмыться. Один выход, быстренько с князем венчаться. Тогда, может, и обойдется. А чего? Любовь неземная не только скороспелый брак спишет.
Замуж не хотелось. Не то чтоб абсолютно, а вот именно в этот конкретный замуж. И дело даже не в опасениях за жизнь августейшего монарха, монархом больше, монархом меньше, где Берендий Четырнадцатый, там и Пятнадцатый…
Я опасливо покосилась по сторонам, не углядел ли кто в выражении моего лица мысленную крамолу, и на всякий случай смутьянские мысли думать перестала.
Гаврюша урчал, я полюбовалась пальцами своих ног, повозилась ими в густом ворсе ковра, оставляя полоски.
Горничные, потупившись, тоже смотрели на пол.
— Этот с противным голосом сказал: «Подготовьте вашу госпожу». К чему именно?
— Ванну помочь принять, — подняла лицо девица Фюллиг, — и в платье облачиться.
Ростовый манекен с нарядом стоял в оконной нише. Алый атлас в пене алых же кружев.
— Ванну мы пропустим, — решила я. — И тряпки свои пусть сам носит. Чулки мне найдите и обуться.
Я переложила Гавра в кресло, сама подошла к двери, повернула ручку, убедилась, что заперто и заколотила кулаком в створку:
— Требую немедленной встречи с князем! Вы не имеете права держать меня здесь в заточении!
— Мы стучать пробовали, — сказала одна из Март. — И окошко осмотрели, там решетка, не поломаешь.
— Вы бы все же облачились, барышня, — сказала другая. — Ваш туалет оставляет желать…
Я взглянула на алые чулки и алые же туфельки, которые горничные разложили на кровати и решила, что в сочетании с моим измятым платьем, смотреться они будут даже хуже, чем босые ноги.
— А в ванну все равно не полезу.
— Как пожелаете, тем более что вода, наверное, успела остыть.
Платье оказалось впору, крой подчеркивал все обильные выпуклости, насыщенный цвет, вопреки ожиданиям, не делал наряд ни вычурным, ни вульгарным.
Из дюжины шпилек — прочие я растеряла во время ночных приключений, поддержку для прически соорудить не получалось.
— С распущенными волосами даже эффектнее, — решили девицы, подведя меня к настенному зеркалу.
«Бим-бом! — где-то за стеной отбивали часы. — Бим-бом, бим-бом, бим-бом».
Четыре, скоро рассвет.
Я посмотрела в окно, на далекий морской пейзаж, расчерченный клеточками решетки.
Как там мой Зорин? Сможет ли сам пробудиться? Он же к Маняшиным зельям непривычный.
— Что делать прикажете? — Девица Царт стояла у двери. — Постучать?
— Сесть прикажу и ждать. Нечего нам прекрасных пленниц разыгрывать. Пусть тюремщики сами к нам идут. — Я кивнула на кровать. — Обо мне, как бы дело ни повернулось, не заботьтесь. Только случай представится — бегите.
— А как же вы, барышня?
— Я, в отличие от вас, ни поруганию, ни обиде тут не подвергнусь, — ответила я с уверенностью, которой не ощущала.
От холода перехватило дыхание. Зорин ахнул, открыл глаза, почувствовал, как вода стекает за ворот.
— Простите, — пролепетала Наталья Наумовна и поставила умывальный кувшин на столик. — Но я не могла иначе вас разбудить.
— Что… — Он сел, прижал ладони к гудящей голове. — Сколько времени?
— Шестой час. — Барышня Бобынина ежилась, кутаясь в кружевной пеньюар. — И если бы не обстоятельства… Иван, катастрофа! Я ранена! Фимочка похищена!
Зорин посмотрел на свою подушку, стер с лица остатки порошка.
— Ужасные люди! — продолжала Натали. — Они ворвались в спальню, в спальню честной девушки! Я лишилась чувств, пришла в себя буквально несколько минут назад. В покоях Фимочки разгром… Я боялась звать на помощь. У вас тоже…
Зорин посмотрел на перевернутый стул, на темный квадрат пола, где раньше лежал ковер.
— Иван! — Натали распахнула пеньюар и бросилась в его объятия. — Мне страшно, Иван!
Иван Иванович барышню отодвинул, пеньюар запахнул, похлопал ее по костлявому плечику:
— Ну, ну, полноте, дражайшая Наталья Наумовна. — Голова начинала работать, будто разгоняясь. — Вы ранены?
— В самое сердце!
От демонстрации сердца Зорин отвернулся, покачиваясь подошел к столику, выпил из умывального кувшина остатки воды.
— Вынужден откланяться, госпожа Бобынина. Вы, случайно, не осведомлены, кем именно похищена ваша кузина и куда ее…
— Осведомлена? — взвизгнула Натали. — Что значит, осведомлена? Тут семи пядей во лбу быть не надо, чтоб понять, что недалекую Фимочку похитил предмет ее легкомысленного флирта! Я говорила ей, говорила опасаться! Князь Кошкин! Это скандал! Разрушена не только ее репутация, пострадала и моя.
Иван Иванович девицу Бобынину не слушал. Он уже шагал вниз по лестнице, но Наталья Наумовна не отставала, бежала следом. Как была, в ночном наряде и пантолетах с помпончиками.
