«А еще тебя, проходимца, скоро запрут в острог и некому будет сестру твою тиранить». Последнее я не сказала, а злорадно додумала.
Бобынин повернулся ко мне, растянул губы в нехорошей улыбке:
— Еще одна жертва мужского обаяния сыскного дуболома?
Он медленно поднялся и шагнул ко мне, нависнув над креслом:
— Тупая курица!
Рукою Бобынин схватил меня за волосы и дернул. От боли из глаз брызнули слезы, я вскрикнула, поглядев на Натали, сжавшуюся на своем месте.
— Ко-ко-ко… Курочку давно не топтали? Она раздражена сим фактом? А сейчас испугана? И некому за нее вступиться? Папенька далеко, а грифона она гулять отпустила?
Я поймала его взгляд, злой, расчетливый:
— Не смей меня трогать.
— А то что? — Он отпустил мой локон и замахал руками, будто в испуге. — А то что?
Правая его ладонь резко опустилась мне на щеку. Голова дернулась от удара.
— Мерзавец!
Второй пощечины я не допустила, перехватила мужское запястье, выпустив из пальцев сноп огненных искр.
— Подлый, гадкий мерзавец.
Бесконтрольная сила вырывалась из меня со словами, с дыханием, как у Змея Горыныча из сказок. К счастью кузена, голова у меня была всего одна, и он успел увернуться от первого, самого мощного потока пламени.
— Не смей ко мне прикасаться! Больше никогда!
Аркадий завизжал от боли, упал на спину, начал отползать.
— Фимочка! — раздался крик и на голову мне выплеснулась холодная вода. — Фимочка, успокойся.
Натали стояла передо мной, прижимая к груди пустой графин. Я, тяжело дыша, бросилась в кресло.
— Пошел прочь, мерзавец, — велела уже спине убегающего кузена.
Натали уронила графин на ковер, упала подле меня на колени и разрыдалась.
— Ничего, ничего, сестренка, — гладила я ее белокурую головку, — мы не позволим себя обижать.
— Ты такая сильная, Серафима, такая сильная, а я…
А я тоже рыдала. От боли, от обиды и от жалости. Мне было жалко Наталью и еще себя, потому что я поняла, что никакой любви с Иваном у меня уже не будет, потому что ей, страдалице, он важнее, и я не буду ей мешать, не смогу.
Аркадий Наумович покинул дом через четверть часа, будто бы на службу. Как себя вести с ним дальше, я не представляла. Успокоившаяся Натали принялась меня увещевать, что-де все теперь хорошо будет, братец принесет извинения, мы его простим и наступит всеобщий покой.
— Такое прощать нельзя, — возражала я. — Ударивший однажды будет делать это и впредь. У господина Бобынина нет над нами власти. Ты совершеннолетняя, дом ему, кажется, не принадлежит. Кто собственником записан?
— Карп Силыч Абызов, — ответила Натали с явственной ноткой недовольства.
— Чудесно! Рада, что папенька не отдал Аркадию в руки такого против тебя оружия. Надобно нам сейчас быстро и решительно действовать. Вели лакею вещи Аркадия упаковать, и пусть с ними в его контору отправляется.
— Нет, Фимочка. — Кузина сызнова зарыдала. — Это скандал, ты меня погубишь.
— Аркадий тебя убьет, — сказала я устало. — Рано или поздно. Понимаешь? Он с каждым разом будет причинять тебе чуть больший вред, пока не переступит границу смертоубийства. Он сегодня уже замахнулся на тебя бокалом, брось он его да попади тебе в голову…
— Ах, прекрати ужасы пророчить! Нет, нет, нет! Аркаша не такой, пугать иногда пугает, но чтоб до смерти… Он экспрессивен слишком, он нервическая натура.
— Послушай, я с твоим нервическим братом жить не буду. Из самосохранения хотя бы. Но тебя с ним тоже не оставлю. Выбирай, либо мы с тобой съезжаем нынче же в отель, либо пусть уходит он.
— Какой скандал, какой скандал…
Наталья Наумовна причитала без остановки. Причитала, пока я отдавала указания лакею, пока надзирала за упаковкой вещей, пока Марты, убрав из гостиной следы пожара, накрывали в столовой обед.
— Фимочка, — сказала она, наконец сменив шарманку, — молю тебя, милая, не говори Ивану Ивановичу о сегодняшнем скандальном происшествии.
— Вряд ли у нас господином Зориным состоится личная беседа. — Я хлебала суп, не ощущая вкуса. — Разве что мы жалобу подавать на бесчинства Аркадия будем.
— Нет! Ни в кем случае! Не губи! Я написала брату, он не появится в доме, пока ты здесь гостить, а после мы решим, как быть дальше.
Я кивала, будто соглашаясь, но для себя решила твердо: до отъезда я сделаю все, чтоб Натали обезопасить. Зорину не скажу, так и быть, но у меня и без его высокородия советчики сыщутся.
— Мария Анисьевна, наверное, шумом встревожена, — после обеда сказала Натали, к моему удивлению. — Я, пожалуй, должна лично ей события живописать, как одна из виновниц.
Они беседовали в нянькиной комнатке, пока я шептала свою версию событий в мохнатое ухо вернувшегося с прогулки Гавра.
— Тебе здесь остаться придется, — говорила я, — дом стеречь. На тебя, разбойник, полагаюсь.
— Ав-р-р…
— Чтоб ни господин Бобынин, ни лакей его на порог не смели ступить.
— Ав-р-р.
— Фимочка, твой питомец разумеет человеческую речь? — Наталья Наумовна вышла на цыпочках и прикрыла смежную дверь.
— Когда хочет, тогда разумеет, а когда нет, то дурак дураком.
Гаврюша на дурака не обиделся, фыркнул, будто от смеха, и стал укладываться в постель. Потому что порядок такой: спать, есть, гулять, есть и сызнова спать. Я подхватила с пола вылизанную обеденную миску.
На первом этаже ожил дверной колокольчик, через минуту Марта-толстушка сообщила, что пожаловал господин Зорин.
Натали суетливо поправила перед зеркалом прическу и пошла к гостю, а я прилегла рядом с полосатым разбойником.
Думать об Аркадии Бобынине не хотелось, о том, чем занята в гостиной его несчастная сестра, тем более. Поэтому я стала думать о своем расследовании.
Итак, чему я научилась вчера, попивая вишневую наливочку с двумя сыскарями?
Геля рассказала мне, что представляет расследование, как плетение паутины, когда от одной точки в разные стороны расходятся факты-события, связанные друг с другом поперечными перемычками. Эта картинка показалась мне удобнее, чем привычная мозаика, которую мысленно раскладывала я. Потому что в инкрустации каждый кусочек соприкасается только с соседними, тогда как в паутине радиальные нити связаны друг с другом круговыми. Они все связаны!
И еще запомнилась мне фраза господина Мамаева: есть тот, кто мог, и тот, кому это было выгодно, и вот, букашечка, когда два эти качества в одном человеке сходятся, он виновник и есть.
Букашечка… Паутина… Мошка в паутине… Во льду? Крампус?
