По замыслу тещи отвлекать немцев ему нужно было недолго. Главное — не дать колдунам ранить ведьму заговоренным клинком, иначе ничто ее не спасет. Слишком этот клинок страшен, пронизан тысячелетними проклятиями. Вскоре в комнату должна ворваться Бажена, и они с двух сторон откроют по немцам огонь. В прямом смысле, разумеется. Так колдуны и должны закончить свой бесславный поход за силой ведьм из рода Ясных. Кстати, чтобы Богдана не задел их огонь, Инга Матвеевна повесила ему на шею амулет из коровьего языка. Сказала — знатное средство, всегда от огня убережет. Пришлось верить на слово, не поджигать же себя ради проверки в самом-то деле.
Спросил, не загорится ли изба, так ему ответили — дом ведьм давно от огня заговорен. Тоже пришлось верить на слово, правда, быть таким доверчивым Богдан не привык.
План тещи ему критически не нравился. Он не мог допустить, чтобы его рыжая прелесть как-то пострадала от рук живодеров, собирающих ведьмовскую силу. Поэтому он постарается не просто отвлечь колдунов, а убить. Даже жаждал их гибели, хотя раньше никогда не замечал в себе подобной жестокости.
Моросил мелкий дождь, день выдался пасмурный, но это не мешало обзору. Островский затаил дыхание, увидев в дверную щель, как открылась калитка, и во двор нагло ворвались трое солдат. На первый взгляд их одежда напоминала киношную. Богдан в своей жизни посмотрел немало фильмов про войну, но никогда не думал, что встретит настоящих солдат нацистской армии.
Вгляделся в их лица и обалдел.
Узнал главного, самого высокого.
«Тот самый черноволосый упырь!» — проскрежетал он зубами.
Уже дрался с ним в квартире Бажены. Помнил, как гад выкрутился из его захвата. Эх, надо было ему не руку выкручивать, а головой об стену со всей силы… Больше Богдан ему выкрутиться не даст, собьет спесь с наглой морды.
Тут же подметил, что остальные двое были поразительно похожи на главаря. Почти такие же лица, высокий рост, цвет волос. Словно копии.
Некстати вспомнились слова тещи: «Это не люди и не колдуны даже. Это перевертыши… Когда-то давно они были людьми, но, испив ведьмовской силы, превратились в монстров. Живут колдовской энергией, питаются где могут и как могут. Очень сильны, ведь в их венах кровь дюжин ведьм...»
Кровь его любимой эти твари точно не получат.
Кстати, Богдан прибыл в тысяча девятьсот сорок второй не с пустыми руками. У него в куртке был складной нож. Ведь в лес ехал, а в лесу могло случиться всякое. Положил во внутренний карман, да так и забыл о нем.
Нож непростой… Складное лезвие длиной в ладонь. Не пронизан тысячелетними проклятиями, конечно же, но ничем не хуже. Металл высочайшего качества, острый, как самурайский клинок, плюс к этому инквизиторская сила, на которую Богдан уж очень рассчитывал. Прямо жаждал использовать оружие по назначению.
Когда немцы стали обшаривать двор, Богдан увидел, как на крыльце показалась теща. Вскрикнула и умчалась в дом. Вот уж по кому плакали театральные подмостки, как натурально сыграла! Упыри бросились следом не сговариваясь.
А через полминуты в калитку вбежала…
«Бажена… маленькая!» — простонал про себя.
Узнал свою ведьму. Еще совсем юная, даже, кажется, ниже ростом, лицо гораздо моложе, почти детское, к тому же ужасно испуганное. Неказистая деревенская одежонка. Подхватила метлу и понеслась в избу, безрассудная дуреха…
И он должен пустить эту крошку в дом к колдунам?!
«Терпи… терпи…» — приказал себе. Если взбрыкнет, мать не сможет отправить ее в будущее, и тогда он с Баженой просто не встретится и, как следствие, прощай, род Ясных.
Через полминуты он увидел нечто совсем странное. Над избой вдруг разверзлось небо и в крышу ударила молния. В эту самую секунду Богдан отчетливо понял: ведьма ушла в будущее. Пора.
Островский почувствовал, как в кровь вспрыснулась лошадиная доза адреналина. Выскочил из своего укрытия, рванул на себя дверь избы, забежал в горницу, а внутри ничего целого. Мебель перевернута, бледная как смерть ведьма с полотенцем во рту лежит в руках одного из упырей, и все трое тянут морды к ее лицу.
Не стал ждать, пока на него обратят внимание. Схватил тяжелую деревянную табуретку и обрушил на того, что был ближе всех.
Немец крякнул и обмяк, зато двое других обернулись, оскалились. Тот, что подальше, начал что-то говорить на немецком. Но Богдан немецкого не знал, так что информация прошла мимо.
Секунда, и заветный нож оказался у Богдана в руках. Он что есть силы швырнул его в дальнего колдуна, недаром тренировался в метании почти всю юность, это его давнее хобби. Целился в грудь. Попал.
Тот истошно заорал и стал оседать на пол. А третий, самый крупный, сверкнул глазами и пошел на Богдана с ножом. Как понял Островский — тем самым, пронизанным проклятием.
«Клинок как клинок… недлинный даже. Хотя у коллекционеров пользовался бы бешеным спросом…» — отметил Богдан вскользь.
— Ну? Давай! — проговорил, усмехаясь.
Колдун осклабился и ринулся на Островского. А тот перехватил руку колдуна, вывернул, заставив бросить нож и припечатал к дощатому полу, взяв руку в захват на излом.
В этот самый момент подскочила мать Бажены, вытащила изо рта полотенце, рассмеялась демоническим смехом.
— Молодец! — захлопала в ладоши.
И тут в дверь вошли еще двое немцев и тащили с собой... Бажену.
Бледная, а у горла кинжал, уж больно похожий на тот, который Богдан выбил из рук немца, лежавшего мордой в пол.
Сердце Островского пропустило пару ударов, ладони мгновенно похолодели.
— Отпусти, сука! — заорал он что было мочи.
— Hände hoch! — взревел колдун, державший Бажену.
Богдану не надо знать немецкий, чтобы понять эту фразу. Он так всё детство с мальчишками проиграл. Кто-то был немцем, а кто-то партизаном, и фраза «Hände hoch» в их играх звучала периодически. Каждый мальчишка знает: это переводится как «Руки вверх».
— Ай-ай… — вдруг простонала Бажена, когда ей на кожу шеи надавили клинком.
И Островский подчинился, не мог по-другому.
Дальнейшее действие заняло лишь пару секунд. Лежавший на полу колдун вдруг извернулся, схватил с пола проклятый нож и ловко воткнул его в живот инквизитора.
Острая боль пронзила Островского. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Зашатался от болевого шока, колени резко подогнулись.
— Богда-а-ан! — заверещала Бажена.
От ее визга резко заложило уши, такой он был громкий.
Уже оседая на пол, Островский увидел, как ведьма резко пихнула локтем немца в живот, отскочила в сторону. А потом с его девочкой начало происходить такое, что и в страшном сне не увидишь.
Мешочки на ее одежде начали с шумом взрываться один за другим, а содержащийся в них песок окутал Бажену. И вдруг она будто взорвалась изнутри, каждая ее пора теперь сочилась огнем. Она вся стала огненная. Богдан видел такое разве что в фильме, когда человека облили бензином и подожгли. Только ведьма не корчилась, вполне уверенно стояла на ногах и даже… улыбалась? Нет, скорее скалилась. И от этого ее оскала даже ему стало жутко.
