А ему тут про какой-то Оберон!
Паша уже собрался начать возмущаться, но ума хватило погуглить. Твою ж налево, у этих айтишников все не как у людей! А ведь им что-то грузили в институте про этого самого Никлауса Вирта. Но у Паши была специальность более земная, брутальная — физика, оптика, провода, фазы, амплитуды, частоты и прочая прелесть.
Так. Выдохни. Втяни живот. Или попей водички. Холодной.
Открыта страничка Википедии. Вирт, Вирт…
Патрик: Нет, я с тобой хотел обсудить деятельность рейхсканцлера Германии!
Инга: Патрик, с тобой все в порядке?
Патрик: Я полном а*уе.
Инга: Что случилось?!
Патрик: Хочу тебя. Умираю как хочу.
У нее там, в метро, выпадает телефон — прямо под ноги к стоящим людям. Инга едва не падает на колени, поднимая.
Ей показалось? Показалось?!
Хочу тебя. Умираю как хочу.
Совещание начнется через двадцать минут. Ее станция. Надо выходить.
Телефон молчит. Инга пробирается к выходу с адски колотящимся сердцем. Уже на подходе к зданию «Т-Телеком» телефон снова пиликает.
Патрик: Я тебя напугал, да?(
Инга: Нет. Просто…
Патрик. Я с ума по тебе схожу. Пожалуйста, займись со мной виртуальным сексом. Или забань к черту и навсегда.
Патрик: Мне так плохо без тебя.
Патрик: Инга…
Это просто какое-то сумасшествие. Она проходит в стеклянные двери, кивает охране, на ходу ослабляет шелковый шарф у шеи. Душно, господи, как же здесь душно.
Телефон снова пиликает.
Патрик: Я так хочу, чтобы моя рука оказалась между твоих ног в этих самых чертовых чулках. Ты хочешь?
Не надо отвечать ему. Не надо! Не сейчас, когда Инга здоровается с Лаурой, которая сообщает Инге, где именно состоится совещание. По коридору, в конце налево.
Удивительно, но она привыкла к этим чертовым каблукам. Идет, не спотыкаясь. Улыбается Никитину, который догоняет ее. Идут вместе.
Не отвечай ему!
Инга: Да.
Патрик: Моя рука медленно двигается вверх по чулку. Добирается до края резинки. Палец оттягивает край. У тебя такая нежная кожа…
— Инга, ты свою часть в том объеме отправляла, как мне показывала? — это Никитин.
Что? О чем он?! Оторвать взгляд от экрана телефона невозможно.
— Да.
Перед Ингой вежливо открывают стеклянную дверь — вот что делают юбка и каблуки. В помещении для совещания уже довольно много людей. А Патрик ей пишет сообщение.
О, господи…
— Ждем только Мороза, — Никитин настолько воспитан, что даже отодвигает перед ней стул. — А он никогда не опаздывает.
— Спасибо, — рассеяно отвечает Инга, садясь на стул.
Хоть бы сегодня он опоздал!
Патрик: Мой палец двигается выше. Еще выше и касается края твоих трусиков. Какие на тебе сегодня, Инга?
Она забыла все буквы, и как их складывать в слова.
Стеклянная дверь стукнула.
Не опоздал, черт морозный!
— Здравствуйте! — голос Мороза звучит чуть более хрипло, чем обычно. Простыл, что ли? Генеральный садится не во главу стоящих кругом столов, а чуть сбоку, у окна. Кивает Олехновичу. — Можем начинать.
Тот тут же энергично встает с места. Задвигаются жалюзи, гася яркий солнечный свет, в помещении воцаряется приятный легкий полумрак, включается проектор и Олехнович начинает свой доклад. У Инги все-таки получается попасть по буквам.
Инга: Черные.
Патрик: Кружевные?
Инга: Да.
Хотя она напрочь не могла бы сейчас сказать, какое на ней белье. Она вообще забыла про весь мир вокруг, кроме экрана телефона. Где сейчас билась и бурлила жизнь.
Патрик: Я бы хотел посмотреть на тебя. В одних прозрачных маленьких стрингах. Которые почти ничего не скрывают. Но пока я пробираюсь под них пальцем. Вау… Какая ты влажная.
Инга зажмурилась. Это же что-то невозможное! Так нельзя, Патрик! Нельзя!
Делай так еще, пожалуйста…
Патрик: Мой палец скользит вглубь. Ты такая нежная, влажная, горячая. Ты просто течешь от моих прикосновений.
Сейчас она в обморок хлопнется. Точно. Ей что-то сказал Никитин. Она что-то ему утверждающе буркнула.
Инга откинула голову, уставилась в потолок. Повернула голову. У доски распинался Олехнович. Сбоку от него, наклонив голову к телефону и демонстрируя четкий профиль, сидел Мороз. Тоже весь в телефоне. У господина Мороза куча важных дел, он и на совещании решает свои важные вопросы.
Инга опустила взгляд к экрану. И снова провалилась в иную, жаркую реальность.
Патрик: Ты стонешь от моих прикосновений. Другой рукой я накрываю твою грудь и сжимаю сосок прямо через ткань блузки. Сдавливаю его, кручу. Ты стонешь громче.
Господи. Она же сейчас правда начнет стонать. В голос. И плевать на всех.
Патрик: Ты сейчас мокрая, девочка моя? В реале? Течешь?
Ты пошляк, Морская Звезда! Ужасный пошляк, тебе бы порно-рассказы писать.
Инга: Да. Очень.
Патрик: Хочешь меня?
Инга: Умираю как хочу.
Патрик: Дааааа… Представь, как я опрокидываю тебя на спину, отодвигаю в сторону эти мокрые и ненужные трусики и касаюсь тебя языком.
Инга прикусила язык, губу, щеку изнутри. Она не видела уже ничего перед собой — ни комнаты для совещаний, ни серых жалюзи, через которые тускло светило солнце, ни Олехновича у доски. Она видела нарисованную им картину. И умирала от желания почувствовать его язык там.
Патрик: Мой язык скользит по твоим складкам. Обводит их все одну за одной. А потом… потом…
Ей кажется, что она сейчас умрет. Потому что воздух перестает поступать в легкие. А Патрик перестает писать.
У доски Олехнович о чем-то разговаривает с Морозом. У Мороза голос совсем хриплый, он постоянно прокашливается. Заморозился сам от своей фамилии.
А Патрик молчит. Что же там потом?!
Рядом в дискуссию включается Никитин, орет прямо под ухо. Да чтоб вас!
Инга: А я рукой трогаю тебя прямо через ткань брюк. Ты горячий и твердый. И ты очень хочешь, чтобы я расстегнула тебе ширинку. Твоя плоть просится мне в руки. И в рот.
— Вот и «Ди-Диджитал» придерживаются этой точки зрения, да?
А?! Что?!
