— Так и сделаем, — бодро отвечает Ильяс. — Я провожу Тамилу домой, обещаю.
Это широкий жест со стороны Ахарата: мне дозволено провести время наедине с мужчиной. Знал бы он, как мы с женихом развлекались совсем недавно! Случайно ловлю взгляд Ильяса, надменный и снисходительный, и мороз бежит по коже. А что, если и его заставляют жениться? И он… собирал на меня компромат, чтобы выставить в неприглядном свете? Мол, ваша девушка — проститутка.
Голова болит сильнее, как будто в висках поселился маленький дятел. И он долбит, долбит острым клювом…
Ильяс молчит, провожая меня к выходу, и это хорошо. Несмотря на то, что я хочу узнать о мотивах обмана, нет никакого желания разговаривать. На улице, и правда, стало прохладнее: поднялся ветер, а в воздухе запахло дождем. Скорее всего, будет гроза.
Достаю телефон, чтобы вызвать такси по приложению.
— Что ты делаешь? — невозмутимо интересуется жених.
— Еду домой, Ильяс Байсалович, — цежу я раздраженно. — На такси.
Он забирает у меня телефон и кладет его в карман пиджака. Если бы мы стояли не на оживленной улице, если бы не прохожие… не уверена, что не ударила бы Ильяса. Как же меня бесит его самодовольная ухмылка!
Перевожу дыхание и, развернувшись, иду по улице. Сообразить бы, где метро…
— Тами! — Ильяс нагоняет меня, но не останавливает, идет рядом. — А я был уверен, что ты обрадуешься. — И продолжает, не дождавшись ответа: — Это мне впору обижаться. Ты сбежала, не оставив не единого шанса на признание.
— Ты собирался признаться в обмане? — не выдерживаю я. — Ждал подходящего момента? Не смеши меня!
— В обмане — не собирался, — соглашается он. — Уж очень хотелось посмотреть, как ты отреагируешь на знакомство с Ильясом.
Спотыкаюсь, попав каблуком в расщелину между плитками. Как мило! Он даже не отрицает.
— Осторожнее… — Ильяс поддерживает меня под руку. — Не спеши. А лучше поедем ко мне, спокойно поговорим.
— Отпусти! — Я отталкиваю его, не стесняясь прохожих. — Посмотрел? Налюбовался? Надеюсь, тебе было весело!
— Я пожалел… — Он вздыхает. — Пожалел, что не подумал о твоих чувствах. Но после того как ты сбежала…
— Ты не понял, почему я сбежала? — Внезапно чувствую такую горечь, как будто выпила молока с полынью. — Правда, не понял?
Ильяс хмурится, но не сводит с меня взгляда. Мы стоим посреди улицы, друг напротив друга, и молчим, поджав губы. Не знаю, о чем думает Ильяс, но я из последних сил сдерживаю слезы. Впиваюсь ногтями в ладони, крепко сжимая кулаки, и твержу про себя, как молитву: «Не смей плакать, Тамила. Не смей!»
Крупные капли дождя падают на еще не остывший после жары асфальт. Прохожие ускоряют шаг. Кто-то толкает меня, а Ильяс хватает за руку и увлекает за собой, в укрытие. Я не сопротивляюсь, только подставляю лицо под ливень: теперь никто не увидит слез.
27
По счастливой случайности Ильяс приводит меня в бар. Очень хочется напиться — вдрызг, чтобы притупить боль. У барной стойки тесно, но в углу я замечаю свободный столик.
— Пойдем отсюда, — говорит Ильяс. — Рядом есть кафе…
Я игнорирую его слова и иду к столику.
— Тамила!
— Иди, куда хочешь. — Я устраиваюсь на стуле. — А если остаешься, то неси коньяк.
— Тами… — Он смотрит на меня растерянно. — Может, лучше кофе?
— Коньяк! — отрезаю я. И снисхожу до объяснения: — Голова сильно болит. Коньяк расширит сосуды.
Одно другому не мешает. И не говорить же ему, что хочу напиться! Тогда он точно найдет способ увести меня отсюда.
Ильяс оглядывается по сторонам. Да, здесь неуютно — шумно из-за музыки и гогочущей компании за соседним столиком. Вот только я не выйду из бара, пока не напьюсь.
— Ладно, — вздыхает он наконец. — Сейчас принесу.
Официантов нет, Ильясу приходится самому заказывать выпивку у бармена. Пока жених торчит у стойки, я вытираю лицо салфеткой, снимаю с головы мокрый платок и, вытащив несколько шпилек, позволяю волосам упасть на спину. Через несколько минут Ильяс возвращается и ставит передо мной бокал с коньяком и тарелочку с лимоном.
— Пей, и пойдем, — велит он.
— На улице дождь. И я никуда не спешу.
Принюхиваюсь к содержимому бокала, согревая его в ладонях. Я не знаток алкоголя, но мне нравится, как пахнет напиток — слегка карамелью, немного ванилью, а еще чем-то терпким и тягучим, маслянистым. Слышала, что у хорошего коньяка запах клопов. Не знаю, так ли это — никогда не пробовала клопов на вкус.
— Тами, я подъеду на машине. Выйдешь?
— Нет, — отвечаю я честно и делаю первый глоток.
Ильяс раздраженно гремит стулом и садится.
— Ты ведешь себя, как обиженный ребенок, — упрекает он. — Поговорим, как взрослые люди?
— А ты не хочешь выпить? — предлагаю я.
— Я за рулем.
— Оставишь машину, вызовешь такси.
— Нет, я не буду пить.
Пожимаю плечами и беру в рот дольку лимона. Следующий глоток смывает кислоту и не так сильно обжигает горло. Музыка гремит, в висках все еще стучит дятел, но мне уже не хочется плакать.
— Ты не отстанешь, Ильяс Байсалович? Верно?
— Не отстану.
Он откидывается на спинку стула и барабанит пальцами по столешнице. Нервничает? Знал бы он, как хреново сейчас мне!
— Принеси еще порцию. Нет, две. И тогда я тебя выслушаю.
— Тами, ты делаешь это назло?
— Что именно? — интересуюсь я холодно. — Назло терплю общество обманщика? Назло мучаюсь головной болью?
— Здесь шумно. Я могу позаботиться о тебе, нет необходимости напиваться.
— А я не хочу, чтобы ты заботился обо мне, Ильяс Байсалович. Я не хочу тебя видеть. Не хочу с тобой разговаривать.
Каждое слово обжигает сильнее коньяка. Это невыносимо, одновременно желать мужчину и ненавидеть. Как он мог поступить со мной так жестоко? Если бы жених был мне незнаком, я, не задумываясь, сказала бы, отчего не могу выйти замуж. Но страшно представить, что испытает Ильяс, если узнает правду об отце. И поэтому мне нужно придумать что-то такое, чтобы он сам отказался от брака.
Сложно понять, что чувствует Ильяс. Его лицо — как каменная маска, а взгляд теряется за стеклами очков. Но внезапно он подается вперед и накрывает мою кисть ладонью.
— Тами, прости меня. Пожалуйста, прости.
Он сжимает пальцы, а я замираю. Кажется, оттолкнуть Ильяса будет сложно. Мне уже сейчас хочется забыть обо всем и прижаться к нему, утонуть в его объятиях. Жаль, что память безжалостна.
