— Тами… — шепчет он, дыша мне в макушку. — Я люблю тебя, Тами.
Это происходит одновременно: Ильяс признается в любви и опускает руки ниже, под футболку, накрывая ладонями груди. От одного только прикосновения к соскам сладкая истома разливается по телу.
— Пожалуйста, не надо! — вырывается у меня вместе с глухим рыданием.
Ничего не могу поделать. Этот поток слез мне не остановить.
29
Хорошо, когда горе можно выплакать. Тогда после слез остается пустота, и ее заполняешь чем-то новым. А если наоборот? Я рыдаю в объятиях Ильяса, и чернота в душе расползается, заполняя всю меня без остатка. Чем дальше — тем отчетливей я понимаю, что мне одной не по силам справиться с трудностями. Мне не на кого опереться, некого попросить о помощи, не с кем посоветоваться. А Ильяс, которого я хочу оттолкнуть, все желаннее и дороже.
Я отчаянно цепляюсь за него, до судорог в пальцах сжимая мягкую ткань рубашки. И лечу в бездонную пропасть, увлекая его за собой. Только я одна виновата в том, что происходит. Если бы сразу призналась Ахарату, что замужем, то ничего этого не случилось бы. Я не поехала бы в Москву, не искала бы встречи с Ильей, но согласилась бы на условия Ильяса. Мне не было бы так мучительно больно отказываться от любви. Но я ошиблась с выбором… и ничего уже не исправить.
— Тами, малышка… — едва слышно шепчет Ильяс, пытаясь меня успокоить. — Пожалуйста, не надо… не плачь…
Тщетно. Его ласковый голос раз за разом бросает меня в пучину отчаяния. Нельзя быть таким хорошим! Лучше бы он разозлился, накричал, отчитал за истерику…
Затихаю, выбившись из сил. Чернота в душе дрожит, как желе, грозя выплеснуться наружу. Ильяс, словно чувствуя это, ни о чем не спрашивает. Молча поит меня водой, молча укутывает в знакомый плед, молча баюкает на руках, как ребенка. У него воистину ангельское терпение и очень добрый характер. Ахарат нашел мне хорошего мужа.
— Ильяс… Ты меня любишь?
Я поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Знаю, что паршиво выгляжу: глаза опухли от слез, а на лице красные пятна. Он же смотрит на меня с такой нежностью, что щемит в груди. И медленно кивает, подтверждая, мол, да, люблю.
— Значит, исполнишь мое желание?
— Все, что угодно, если это сделает тебя счастливой.
— Не женись на мне.
— Что? — выдыхает он, растерявшись.
— Не женись на мне, — повторяю я. — Пожалуйста. Если ты меня любишь…
Кажется, я исчерпала лимит его терпения. Взгляд Ильяса темнеет, губы превращаются в тонкую линию, желваки гуляют по скулам. Как он поступит теперь? Сбросит с колен? Накричит? Ударит?
— И ты будешь счастлива? — уточняет он так тихо, что мурашки бегут по коже.
— Д-да… буду… — выдавливаю я.
— Ты лгунья, Тами.
Мне нечем крыть. Очередная попытка избежать неприятного разговора провалилась с оглушительным треском. Ильяс читает меня, как открытую книгу, и у меня не хватает наглости заявить, что я говорю правду.
— Поговорим? — предлагает Ильяс. — Боюсь, позже не получится. До отлета мы навряд ли еще раз останемся наедине, на смотринах — тем более. Ты же попытаешься сорвать помолвку, верно?
— Хотелось бы ее отменить, — признаюсь я, вздыхая. — Хорошо, давай поговорим.
— Так в чем дело, Тами? Недавно ты согласилась на секс с незнакомым мужчиной, лишь бы все шло по плану твоего отчима. Не ты ли убеждала меня, что честь семьи важнее всего остального? Ты боялась скандала и умоляла о разводе. Что изменилось?
— Я все так же боюсь скандала. И не хочу, чтобы Ахарат и мама пострадали…
— Ты хочешь, чтобы я разорвал договоренности.
Это не вопрос. Ильяс не дурак, он умеет делать правильные выводы.
— Ты сам этого хотел, — бормочу я упрямо. — Целое расследование заказал, лишь бы найти на меня компромат.
— Все изменилось.
— Вот именно! — вырывается у меня.
— Что изменилось для тебя, Тами? — Ильяс тут же ловит меня на слове. — Скажи, что?
— Отпусти, — прошу я.
Мне до одури уютно в его объятиях, но так я становлюсь податливой, как воск. Еще немного — и признаюсь во всем. Ильяс пересаживает меня на диван, подкладывает под спину подушку. Воспользовавшись паузой, я отчаянно стараюсь придумать вескую причину.
— Тами, я задал вопрос, — безжалостно напоминает Ильяс.
— Понимаешь… проблема в том, что мы… стали близки… — Я пытаюсь выкрутиться, и тут меня осеняет. — И мне не все равно, потому что ты мне тоже… нравишься.
Он не перебивает, но скептически приподнимает бровь, как будто хочет спросить: «Уверена, что это аргумент против?»
— Ильяс, я больна. Наверное, ты знаешь о неврозе. Да и сам наблюдал, как у меня меняется настроение. Я склонна к истерикам, часто бываю раздражительной и несносной. Зачем тебе такая жена? А если я не смогу родить? Если всю жизнь буду обузой…
— Я согласен, — перебивает меня Ильяс.
— Что?
— Согласен терпеть истерики и перепады настроения. Ты не будешь обузой, Тами.
— Ты или святой, или дурак! — припечатываю я. — Надолго хватит терпения?
— Надолго. — Он берет меня за руку. — Позволь кое-что рассказать.
Неохотно киваю, соглашаясь. Мне не стоит забывать, что Ильяс — дьявол. Однажды он уже соблазнил меня сладкими речами.
— Я действительно не хотел жениться, но ничего не имел против тебя, ведь мы были незнакомы. Меня устраивала моя жизнь. Все, что я говорил тебе о своей работе — правда. Только жил я не в Штатах, а в Германии. Я вырос здесь, в Москве, учился в Европе. Ты получила схожее воспитание и образование, поэтому понимаешь, что я не мечтал о патриархальной восточной семье. Отец же всегда хотел, чтобы я женился на мусульманке.
— У тебя в Германии осталась девушка?
Мысль, внезапно пришедшая в голову, отчего-то пугает.
— А похоже, что да? — Ильяс широко улыбается. — Тами, ты ревнуешь?
— Нет! — Я смущенно отвожу взгляд. — Странно, что у тебя не было девушки. Ты, должно быть, желанный жених.
— Я не говорил, что не было. Женщины у меня были, но никого из них я не хотел назвать невестой.
Он так легко признается в этом, что я ощущаю горечь. А чего ты хотела, Тами? Знаешь же, что он прекрасный любовник, значит, есть богатый опыт. Да и у меня он не первый. Девственность досталась Джабарову-старшему.
Съеживаюсь, вспомнив об изнасиловании. Как бы я хотела забыть о нем навсегда…
— Не ревнуй, — просит Ильяс, крепче сжимая мою руку. — Все давно в прошлом.
Я улыбаюсь ему через силу.