Дома все верх дном, день сватовства и помолвки уже скоро. По традиции представители жениха должны принести невесте дары, в том числе, золотое кольцо. Когда его наденут мне на палец, я официально стану невестой Ильяса. Но так как семья жениха не из местных, остановятся они в доме родственников Ахарата, а у нас планируется провести застолье, которое по размаху сопоставимо со свадьбой. Так решили, потому что выходить замуж я буду в Турции.
Я с трудом воспринимаю шквал новостей. К счастью, и мама списывает мое заторможенное состояние на усталость от столицы и перелета, и отправляет меня отдыхать.
— На тебе совсем лица нет, — причитает она. — Ты не заболела, Тами?
— Нет, — качаю я головой. — Это пройдет.
Непременно пройдет, как только формальности будут соблюдены. Я уже решила, как хочу жить: выберу маленький и тихий городок, найду работу. Хватит плыть по течению, никто не позаботиться обо мне лучше, чем я сама.
— Скажи честно, жених тебе понравился? — спрашивает мама.
— Он… красивый, — отвечаю я, вздохнув.
— Тами, я не об этом. Ахарат обещал, если между вами возникнет неприязнь, то свадьбы не будет.
— А как же калым?
— Какой калым… Ах, вот в чем дело!
Мама мгновенно преображается: глаза сверкают, ноздри раздуваются. Мусульманки — покорные жены, но и их лучше не злить. Мама такая, она не любит скандалить, но если ее довести, то мало не покажется никому.
— Я ему покажу «калым»! — грозится она, направляясь к двери. — Запугал девочку…
— Мам, не надо, — прошу я, догоняя ее. — Мне нравится жених.
Обнимаю ее сзади и утыкаюсь носом в плечо, вдыхаю до боли родной запах. Все же я не одна, мама готова встать на мою защиту, но предпочту я план Ильяса. Так я уеду из этого дома, начну все с чистого листа. Если расстроить свадьбу, то Ахарат будет искать мне нового жениха, а я постепенно превращусь в «старую деву» и буду воспитывать племянников, как Мадина.
— Правда? — подозрительно хмурится мама.
— Ну, он такой… красивый, сильный, умный, — перечисляю я. — И я ему вроде бы нравлюсь. Скажи, а ты его видела, когда он был мальчишкой? Это же сын…
— Да-да, я знаю, чей он сын. — Мама гладит мои руки. — Байсал всегда был добр ко мне, но семью его я не видела. Может, жену, мельком…
— А он… вы… — У меня язык не поворачивается произнести вслух дикое предположение. А вдруг мама и Байсал были любовниками? — Вы с ним…
— Что? Ты о чем, Тами?
— Байсал познакомил тебя с Ахаратом?
— Скорее, его со мной, — улыбается мама.
— А что он за человек?
— Странные вопросы задаешь…
— Почему же странные? — возражаю я. — Вы отдаете меня в его семью, я хочу знать, что меня ждет.
— Тебе не с ним жить, а с мужем, — напоминает мама. — А про Ильяса я ничего не скажу, не знаю. Однако… Байсал — хороший человек, значит, и сына таким воспитал.
— И что в нем хорошего? — не выдерживаю я.
Мама понимает меня по-своему.
— Да все, наверное… — пожимает она плечами. — По законам шариата живет, порядочный, честный. Ахарат его хорошо знает. Говорит, он из тех мужчин, что любят одну женщину и никогда ей не изменяют.
— Понятно.
Вероятно, я сошла с ума. Еще немного — и я поверю, что ошиблась. А, может, у Байсала есть брат-близнец? Одно знаю наверняка, я правильно сделала, что не сказала маме и Ахарату об изнасиловании, они мне не поверили бы.
— Ай, Тами, пора мне, дел полно. Главное, Ильяс тебе приглянулся.
— Я помогу…
— Нет, отдыхай. Ты такая бледненькая…
Если бы не помолвка, спала бы несколько суток, не поднимаясь с кровати. Увы, такой роскоши я не могла себе позволить. Может, и к лучшему, потому что нельзя скатываться в депрессию, тогда мама точно заподозрит неладное. Уже на следующий день я вместе со всеми накрывала столы во дворе, пока мама силком не затащила меня в дом, чтобы причесать и нарядить.
Пожалуй, лишь облачившись в платье и вплетя в волосы ленты, я осознала, что с минуты на минуту вновь увижу Ильяса. Он не объявлялся с тех пор, как довез меня до дома. У меня так и не появился новый телефон вместо разбитого старого, но сомневаюсь, что Ильяс стал бы звонить или писать. Расстались мы нехорошо: он мне не поверил, а я бросила ему в лицо обвинение в обмане.
Я не переживала, что обидела его, нет. Он тоже хорошо проехался по моей гордости, так что мы в расчете. Я вообще не понимала, что чувствую. С одной стороны, вся суета, связанная с помолвкой, вызывала раздражение, и видеть Ильяса я не хотела. С другой — трепетала в ожидании, когда вновь его увижу.
Страшно признаться, но где-то в глубине души я надеялась, что он все же примет правду об отце. Пусть нам не быть вместе, но он может хотя бы высказать сожаление… хотя бы признать, что я не лгунья…
— Идут! Иду-у-ут! Иду-у-ут!
Звонкие голоса братьев врываются в комнату через открытое окно. Сваты уже близко, скоро все начнется.
— Не выходи, пока тебя не позовут, — напоминает мне мама.
Киваю ей, мечтая очутиться где-нибудь далеко-далеко. Не выйдет… Я смогу покинуть этот дом лишь с кольцом на пальце.
32
Любопытство заставляет меня выглянуть в окно: украдкой, через щелочку в шторе. Из комнаты прекрасно видны ворота, распахнутые настежь. По обе стороны столпились гости, а на крыльце стоят Ахарат и мама.
Первым во двор вплывает букет. Он такой огромный, что не видно лица мужчины, который его несет. Наверное, сто роз, не меньше! Белых, как первый снег… Мужчина перехватывает букет, и я узнаю Ильяса. Как он изменился! Нет привычных очков, но не это главное. Он обрезал волосы! Модная стрижка ему очень идет, однако я привыкла к хвостику, поэтому Ильяс кажется мне незнакомцем.
Вслед за ним во двор вносят клумбу. Иначе это творение не назвать: огромное панно из живых цветов несут четверо мужчин. И это еще не все! Несколько корзин с розами сгружают у крыльца.
Гости немного расступаются, потому что вновь прибывшим тоже нужно место. Процессия кажется нескончаемой, и почти все везут чемоданы на колесиках, у некоторых в руках подносы с выпечкой, несколько человек несут трехъярусный торт.
Сватовство — оно везде сватовство. Все те же «У вас товар, у нас купец», но с кавказским размахом. Я не прислушиваюсь к тому, что происходит у крыльца, подхожу к зеркалу. Скоро за мной придут, и хочется выглядеть уверенно. Бледность скрывают румяна, но взгляд может выдать смятение и тревогу. Вздыхаю и поправляю тиару. Ахарат расстарался, на мне столько золота, что оно давит своей тяжестью. Ничего не поделать, так принято.
