Я никогда не встречала эту женщину до и не видела ее после. Я приняла ее за работницу гостиницы и послушалась совета.
И вот теперь — узнала. Жена Байсала, мать Ильяса. Моя будущая свекровь.
Мне бы промолчать, но вспоминаю ее холодный взгляд. Она и сейчас смотрит как-то странно, хоть и произносит ласковые слова. И я спрашиваю, позабыв о головной боли:
— Это вы?
[1] Моя маленькая девочка (турецкий).
33
Судя по изменившемуся выражению лица, я не ошиблась. Губы Зарифы, так зовут маму Ильяса, вытягиваются в тонкую линию, взгляд леденеет. Она выпрямляется и расправляет плечи.
— Ты должна была отказаться от брака.
Ее голос похож на шипение змеи, но это не страшно. Наоборот, меня охватывает злость.
— Я должна была? Я?! Я должна была рассказать всем, что сделал ваш муж еще тогда, несколько лет назад!
— Тебе никто не поверил бы.
— Уж не вашими ли стараниями? Легко убедить глупую девочку, что лучше молчать? Да?!
— Ты вообще не должна была там появляться! — взвизгивает Зарифа и, выпучив глаза, замирает.
Кажется, кто-то проговорился. Я и сама чувствую, что в этой истории что-то нечисто. У меня нет причин не верить Ильясу, который утверждает, что его отец не пьет и живет согласно законам шариата. Я знаю, что Ахарат никогда не стал бы дружить с педофилом, да и вообще с человеком, склонным к насилию. Отчим очень хорошо разбирается в людях. А теперь выясняется, что изнасилование произошло чуть ли ни при жене, а я… случайно попала под горячую руку?
Если в доме кто и есть, то на кухне, а это далеко от моей комнаты. И все же я старалась не повышать голос, да и Зарифа тоже. Она нервно оглядывается на приоткрытую дверь и идет проверять, не подслушивает ли нас кто. Убедившись, что никого нет, Зарифа возвращается и садится на кровать рядом со мной.
— Откажись, — произносит она тихо. — Откажись, пока не поздно.
— И какой предлог я должна придумать, чтобы не опозорить свою семью? Ахарат уже принял калым.
— Оставь его себе. — Зарифа не может удержаться от шпильки. — Подарки для тебя важнее гордости!
— Будь моя воля, я и гнилой нитки не взяла бы, — цежу я. — Но я обещала отчиму, что подчинюсь его воле, а он желает, чтобы я вышла замуж за вашего сына.
— Конечно! Что тебе калым, когда ты хочешь урвать кусок побольше!
— Зарифа Саидовна, похоже, вы меня не слышите, — говорю я устало. Головная боль вновь накатывает волной, заставляя сжимать виски. — Я не могу отвергнуть этот брак, не объяснив причину отказа. Вы хотите, чтобы я рассказала отчиму, что его друг меня изнасиловал?
— Тебе никто не поверит!
— Даже если так, скандала не избежать. И в него будут втянуты обе семьи. Но почему вы позволили мужу зайти так далеко? Вы же знали, кто я.
— Он ничего не хотел слушать! — всплескивает руками Зарифа. — Он вбил себе в голову, что это прекрасная идея, поженить сына и падчерицу друга, ведь дочери у Ахарата нет. А ты ему никто, даже не родственница! Твой отец — неверный, гяур!
Это она выплевывает с таким отвращением, как будто на мне лежит проклятие из-за того, что мой отец иной веры. В ее глазах я как будто человек низшего сорта, недостойный стать членом их семьи.
— Так ваш муж не помнит, кого он насиловал? — интересуюсь я, подавляя желание вцепиться Зарифе в волосы. — Или он доволен тем, что лично проверил сноху, прежде чем подсунуть ее сыну?
Не успеваю увернуться от пощечины, и она обжигает щеку.
— Закрой свой грязный рот!
Слезы капают из глаз и от боли, и от обиды. Это так несправедливо, ведь я ни в чем не виновата.
— Байсал ничего не помнит. Это была случайность, поняла? Аллах свидетель, если ты скажешь об этом ему или Ильясу…
— Ильяс знает, — перебиваю я, не желая выслушивать угрозы.
У Зарифы кровь отливает от лица, и я чувствую себя отомщенной за пощечину.
— Врешь… — выдыхает она. — Этого не может быть…
— Может. Я рассказала ему еще в Москве. Успокойтесь, он мне не поверил.
— Ну-у-у… Его я могу-у-у понять… — загадочно тянет Зарифа, расплываясь в гадкой улыбке. — Ты думаешь, он женится на тебе из-за красоты? Отец помог ему открыть филиал в России в обмен на согласие заключить брак.
Это хуже пощечины. Мать Ильяса бьет по больному месту — по самолюбию и гордости. Я, как дурочка, поверила в любовь, а все, оказывается, гораздо проще. Обман, обольщение, уговоры, признания… А за ними всего лишь деньги. Ильяс получил то, что хотел, и даже пообещал кинуть кость, если я буду послушной собачкой.
— Что, не ожидала? — торжествует Зарифа.
— Отчего же, наоборот, — медленно произношу я, сглатывая тошноту. — Это все объясняет.
— Скажи Ильясу, что ты ошиблась, — неожиданно требует Зарифа. — Я придумаю, как расстроить свадьбу, чтобы Ахарат не пострадал.
— Скажу, — соглашаюсь я. — Но при условии, что вы расскажете мне правду об изнасиловании.
— Какую еще правду ты хочешь услышать? Зачем?
— Что тогда произошло в гостинице? Как случилось, что порядочный муж и отец стал насильником? Что вы там делали?
Зарифа молчит, нахмурившись. Чудо, что нас до сих пор не прервали, но мама прекрасно знает, что во время приступов мигрени меня нельзя беспокоить, и, наверняка, запретила всем домашним приближаться к комнате.
— Если услышу правду, то скажу Ильясу, что изнасилования не было.
Теперь мне все равно, что он подумает. От этой ненормальной семьи нужно держаться подальше. Это монстры, а не люди! Чудовища в человеческом обличии.
— Это действительно случайность, — нехотя говорит Зарифа. — Если хочешь кого-то винить, то вини меня. В тот день мы с мужем сильно поругались. Байсал ушел на работу, а после обеда мне позвонил служащий гостиницы и попросил приехать, потому что муж напился. Он вообще не пьет, ему нельзя. Он мгновенно пьянеет и не может себя контролировать. Я опоздала. Когда приехала, он уже выходил из номера…
Она вздыхает, обхватывает себя руками и отходит к окну, задернутому шторами. Мне не по себе от ее невидящего взгляда, но нет сомнений, что все сказанное — правда.
— Я сильно испугалась, когда узнала, что произошло в номере. Изнасилование — это статья, а изнасилование несовершеннолетней… гораздо хуже. Я защищала свою семью, Тамила, защищала детей. Байсал забыл все, протрезвев. И если ты сейчас напомнишь ему о том эпизоде, он ничего не вспомнит.
— Удобно, — замечаю я. — Забыл — и нет проблемы.
— Он не такой, — вскидывается Зарифа. — Детьми клянусь, это случилось лишь однажды.
