Я же смотрела на него прямо. Теперь, зная о его планах, всегда буду настороже.
В коридоре разгорелся нешуточный спор. Эльф настаивал на том, что разговор с Гаем должен происходить в присутствии кураторов и ректора. Демон выдвигал лишь свою кандидатуру. Я же отмалчивалась, потому что всем сердцем желала поговорить с этим человеком наедине.
Наверное, магистр Салмелдир что-то уловил в моем взгляде, потому что поспешно согласился с доводами Сеттара. Оставлять без присмотра меня не собирались, но конвой сократили до минимума. И на том спасибо. К Эммерсу я уже как-то притерпелась.
Оставшееся до встречи время мы провели на широкой террасе, которая упиралась аккурат в полигон, где сейчас шла тренировка младшего курса боевого отделения. Адепты галдели так, что ставить полог тишины не понадобилось, и я, наконец, смогла рассказать обо всех своих выводах и наблюдениях. К моему удивлению, кураторы и без меня пришли к такому же решению и сейчас упорно работали над тем, как заставить попечительский совет дать согласие на повторную проверку учащихся. Однако, Итон заинтересовал и демона, и эльфа.
Ректор встретил нас в коридоре, любезно распахнул дверь и удалился вместе с Салмелдиром. Эммерс ободряюще улыбнулся, чуть сжал мою руку. А я… Я была благодарна ему за поддержку, потому что сейчас мне предстояло выдержать очередной удар судьбы, а в одиночку это всегда труднее.
Гай Снарк смотрел в окно, но стоило перешагнуть порог, как он резко обернулся. Ему всегда удавалось почувствовать меня, как бы тихо я к нему не подкрадывалась. Все тоже открытое лицо, добрые морщинки вокруг глаз и прямой взгляд. Всего полгода я не видела его, а сердце щемило так, словно прошла вечность.
— Отец… — едва слышный шепот оказался моим.
— Дочь моя! — и раскрылись самые надежные, самые родные объятья.
Ну и дура же я была! Разве может один из нас отказаться от другого? Даже смерть не разлучит нас, ибо после нее жива память.
От Гая пахло дорожной пылью, хвоей и немного лошадьми. Но это и понятно, если он всего за ночь и половину дня проделал такой путь. Отстраняться совершенно не хотелось, а еще я боялась заглянуть в его глаза. Он, видимо, и сам нервничал. Потому что скупой на ласки вояка продолжал прижимать меня к себе.
Наконец, отец вздохнул, а я зажмурилась. Смелым быть хорошо, но, поверьте, порой все же ужасно страшно!
— Ангус мне все изложил в письме, — хрипло произнес он. Слова вырывались с отчаянными выдохами и давались ему нелегко.
— Ты знаешь, что я не твоя дочь?
И тогда Гай Снарк вздрогнул, чуть отстранился и впился в меня до боли знакомым, любящим и бесконечно родным взглядом.
— Ты моя дочь, Валери! Моя, слышишь? И пусть к твоему рождению я не имею никакого отношения, но я люблю тебя и всегда любил. И ничто не сможет вытравить твой светлый образ из моего старого больного сердца!
Услышать подобное от сурового солдата, который всю жизнь воспитывал меня в строгости и редко баловал лаской, было неожиданно, но (Малх побери!) до дрожи приятно.
Отец кашлянул, прочищая горло, и едва слышно добавил:
— Я безумно боюсь тебя потерять, Валери. Ты смысл моей жизни! Мой свет! Мое продолжение!
А я улыбнулась, потому что мне не важен был полученный дар и какие-то элементали, о которых впервые услышала только вчера, а вот простые очень важные слова согревали душу, впитывались в кровь и текли по венам живительной субстанцией.
— Ты не потеряешь меня. И, что бы ни случилось в моей жизни, я навсегда останусь Валери, дочерью старого солдата, Гая Снарка!
Глаза отца подозрительно заблестели, а я уже вовсю шмыгала носом, поэтому мы вновь обнялись, чтобы скрыть неловкость, ибо Снарки не плачут. Но тут от двери раздалось деликатное покашливание. Не ожидала, что мой новый куратор такой… эм… чуткий.
— Отец, позволь тебе представить моего защитника и нового преподавателя, магистра Эммерса дарк Сеттара! — я улыбнулась. — А это Гай Снарк, мой горячо любимый отец!
— Демон! — выдохнул родитель.
— Уртанаш, — произнес демон, и смотрел он не в лицо Гая, а на его руку, лежащую на моем плече.
Я тоже скосила глаза, чтобы взглянуть, на что обратил внимание демон. Там, между большим и указательным пальцами, как и прежде, сидела с детства знакомая ящерка. Хоть и магический, но крошечный рисунок никогда не ассоциировался у меня с грозным знаком подчинения. Кто такие «уртанаш», я знала, встречала этот термин в нескольких довольно редких и старинных книгах, но никогда не думала, что придется столкнуться с ними вживую.
Да, случалось и такое. Но редко, очень редко. Потому что ритуал «уртанаш», хоть и приравнивался к вассальной клятве, но все же немного отличался. Прежде всего тем, что его мог провести лишь глава рода. Только он! По сути, один человек принимал решение не только за всех своих родичей, но и за всех потомков. Принесенная клятва действует до тех пор, пока не иссякнет кровь родоначальника. Иными словами, любой, в ком течет кровь прошедшего через «уртанаш» главы, будет обязан подчиняться своему сюзерену.
Ритуал соединял старшую древнюю расу с младшей, которой требовалась защита или любые иные блага. Такие примеры в истории были. На телах вассалов с самого рождения появлялся знак принадлежности в виде тотема дома сюзерена. Геральдикой я тоже в свое время увлекалась и могла распознать по гербу многие дома. Но древние вызывали мой особый интерес. Вот только, сколько не напрягалась, ящерицы не помнила. Наверное, поэтому всегда считала, что рисунок на руке Гая нечто вроде оберега или защитной руны.
— Уртанаш? — слегка отстранилась и внимательно посмотрела в глаза отца.
— Да, девочка моя. Так и есть. Снарки всегда служили Воеллонам. И даже тогда, когда весь мир считал их погибшими, мы знали, что где-то существует хотя бы один огненный элементаль. В противном случае, «уртанаш» исчерпал бы себя, и золотистая саламандра перестала бы появляться на наших телах.
— Вы знали мать Валери? — спросил демон, сверля Гая взглядом.
Снарк вздохнул и произнес:
— Теперь я имею полное право раскрыть тайну, которую хранил столько лет. Присядем, — он кивнул на диван и кресла.
Сам Гай выбрал диван, а я примостилась рядом. Сеттар вольготно расположился в кресле напротив и ни на секунду не сводил глаз с отца.
На какое-то время повисла гнетущая, давящая на всех тишина. Каждый из нас понимал, что разговор предстоит нелегкий, но, наверное, необходимый. Для меня, прежде всего потому, что блуждать в неведении я просто устала, а еще очень хотелось жить. Хотя… «Жить» слишком громко сказано, пока хорошо бы просто выжить. Для Гая — это шанс сбросить с плеч тяжкую ношу. Проблема состояла лишь в том, что непосильный груз за все прошедшие годы врос в его тело, пустил корни, и не так-то просто было его выкорчевать. Ну а для Сеттара любая информация в столь важном деле могла оказаться важной.
