— Я бы хотела… позвонить матери, она переживает, волнуется, я уже давно не выхожу на связь. Мне правда очень нужно, она, наверное, уже с ума сходит. — Задерживаю дыхание, сжимаю мочалку.
— Хорошо, — одно слово, которое поднимает мое настроение до небес.
— Спасибо, — касаюсь губами его плеча, для меня это все в новинку, мы как будто открываем для себя что-то новое, неизученное, как дикие звери, пытаемся ужиться на одной территории…
Я сижу в комнате, оделась в обтягивающие лосины и майку. Мне разрешили, дали добро на звонок, но вот когда это произойдет, при каких условиях?? Ничего не озвучили. Вроде бы как все стало лучше, Ганс сдвинулся с мертвой точки, начал двигаться по направлению ко мне, почему же мне так страшно? Чего я боюсь?
Я боялась потерять то, что имела, каким-то поступком, за секунду снова поставить стену, между нами, не пробивную, холодную… Двери распахиваются, я резко оборачиваюсь в сторону мужчины.
— Без глупостей, — протягивает мне телефон, а у меня руки трусятся, с эмоциями справиться не могу. Набираю заветный номер, сердце как шальное в груди бьется, господи, я же сейчас умру, сердце не выдержит… Столько времени мамин голос не слышала, такой родной.
— Да, — ладошкой рот зажимаю, телефон стоит на громкой связи, Ганс рядом, чувствую, как взглядом сверлит.
— Мам, — практически шепчу, эмоции просто переполняют.
— Милана?? Девочка моя, это ты? — Слезы по щекам, ручьем, руками за ноги хватаюсь, сдерживаюсь, чтобы не начать носом хлюпать, не заставить маму нервничать.
— Мамочка, это я, — господи, дай мне сил, как сдержать свои чувства?
— Девочка моя, как ты?
— Мамочка я так соскучилась.
— Миланочка, ты скоро вернёшься? — Слышу обеспокоенность в ее голосе, что-то случилось, я чувствую, слышу. Телефон хватаю, с кровати на колени соскальзываю.
— Мам, что случилось?
— Все хорошо, — врет, она всегда это плохо умела, слышу, как голос дрожит, да и уставшая она, я сразу поняла, не хочет мне говорить.
— Мам? Я чувствую, говори, — сердце в ушах отбивается, пальцы немеют, мать плакать начинает, а я пальцы в кулачки сжимаю.
— Дедушка, — глаза прикрываю, не дай бог, господи…
— Что мам, что? — Я практически кричу в трубку.
— Милана, Витя приходил. Сказал, что ты проституткой работаешь, что… господи столько вещей про тебя наговорил, девочка, дедушка как раз на кухне сидел и.… сердце схватило. Милана он в больнице, нужна операция, там такие деньги… Я таки в глаза никогда не видела. — Рукой рот зажимаю, вою, пытаюсь сдержаться… У дедушки всегда была проблема с сердцем, ему волноваться нельзя, а эта сволочь… эта скотина!!
— Мам, — а что сказать? Что я не проститутка? Только одному мужчине принадлежу? Собственность его? Сейчас даже в его ногах валяюсь? Что никогда не вернусь? Денег не пришлю? Мне не платят за мои услуги, у меня ничего нет…
— Сколько? — Хриплый голос, Ганс поднимает меня за руки, на кровать усаживает, телефон подает, а я глазами красными на него смотрю и не понимаю суть вопроса. — Спроси сумму.
— Милана, у тебя что-то со связью, я голос мужской слышу, — говорит мама.
— Мамочка, сколько нужно для операции? — Зачем он спрашивает? Хочет помочь? Чтобы я потом отрабатывала?
— Я… я.… нужно в документах посмотреть, там посчитать нужно, там много всего, — мама начинает заикаться, всхлипывать.
— Пускай посчитает и сообщением на номер этот пришлет, — говорит Ганс.
— Мам.
— Я услышала, — тихий голос, — Милана, кто это? — Вот он самый опасный вопрос, что мне сказать матери? Палач? Господин? Хозяин? Кто он мне?
— Мой мужчина, — тихонько выдыхаю в трубку.
Ганс
Ты опять облажался! Девчонка оказалась смелее тебя, сама попросила все закончить, решить за секунду. Маленькая змея, пролезла под кожу, ужалила своим ядом, а потом хотела сбежать? Оставить меня одного в этом адовом котле? Нет уж, будем гореть вместе. Ты нас кинула в это пламя, значит закрой рот и принимай то, чего добивалась.
Она поняла, все почуяла, в глаза посмотрела и как будто прочитала. Больше не дрожит от страха, а дерзко в глаза смотрит. Не понимает, что еще хуже делает, когда трусилась, боялась, ее пожалеть хотелось. А сейчас хочется до дна выпить, до последней блядь капли!
Несу телефон, с матерью поговорить хочет, губы кусает, переживает, впитываю эти эмоции, ловлю жадным взглядом все ее движения. Как волосы поправляет, как в позу лотоса усаживается. Пальцы дрожат, блядь, какого хуя наблюдаю? Зачем слушаю? Нужно ее одну в комнате оставить, дать возможность поговорить. Но не ухожу, как будто чувствую, что остаться нужно.
Внутри все бушует, вижу, как на полу корчится и не понимаю, что происходит. Подхватить ее хочется, прижать, чтобы рыдать перестала, че за хуйня? На хрен мне это нужно? Ее проблемы, сама в это дерьмо впуталась, я и так спас, не дал по кругу пустить.
Сука, понимаю, что не могу смотреть на все это, на то, как она рыдает, на то, как кулаками ноги сжимает, вот же тварь. Как получилось так глубоко проникнуть?
— Сколько? — Опять глаза эти, смотрит каждый раз как будто нож к глотке подношу, кто ее так смотреть научил? Чтобы душу рвать за секунду? Чтобы проникать туда, где никогда ничья нога не ступала? Ведь даже не старается, не ставит за цель, просто делает. Поднимаю, как зверька обессиленного, на кровать усаживаю. — Спроси сумму.
Смотрит и не верит, за тварь меня последнюю считает, собственно, которой я и являюсь, всю сущность мою видит, как будто не глазами, а рентгеном просвечивает. “Мой мужчина”, как будто по-живому выжигает, глубоко внутри, сама своей рукой пишет, что МОЯ, договор подписывает, даже не колеблясь. Что за женщина? Видит кто я, чует, что бежать нужно и все равно в омут с головой. Плевать на все, на поступки, слова, оскорбления…
Вот она? Та, что сможет темноту мою принять? Она уже в потёмки пробралась и свет там включила, темноту мою подавляет, заставляет на все под другим углом посмотреть.
— Ганс, — из мыслей выныриваю, опять этот взгляд, сука, ну как, как она это делает?
— Я все улажу, — бросаю и к выходу направляюсь. В меня врезается, руками обнимает, блядь, пиздец полный!
