Как-то вечером Мара играла в кустах юфорбии. Неожиданно на нее напал большой желтый скорпион. Найл в это время собирал плоды опунции. Заслышав пронзительные крики, он не мешкая кинулся на помощь. Примчался он как раз вовремя: скорпион уже лез в свое логово под камнем, сжимая тельце ребенка в гигантских клешнях. Найл окаменел. Он не раз зачарованно наблюдал, как скорпион, парализовав добычу ударом изогнутого хвоста, свирепо кромсает и рвет ее хитиновый покров короткими и мощными клыками-хелицерами, торчащими по краям пасти. Затем впрыскивает в обнажившуюся плоть пищеварительный фермент, размягчающий пищу, и сглатывает. Первым желанием у Найла было рвануться и попытаться отнять сестренку. Но вид влажного жала, которым с готовностью помахивал гигант, вовремя образумил Найла: это равносильно самоубийству. Он побежал назад к пещере, зовя отца. Улф действовал с хладнокровием человека, чья жизнь нередко напрямую зависит от выдержки. Он повернулся к Вайгу:
— Огня, скорее.
Казалось, прошла уйма времени, прежде чем Вайг показался из пещеры с пучком горящей травы. Нахватав в охапку сухой, похожей на солому эспарго, они ринулись через кактусовую поросль к логову скорпиона, временами спотыкаясь. Логово находилось под большим плоским камнем. Насекомое настороженно их поджидало; можно было различить, как в темноте из-за больших клешней поблескивает ряд глазков. Между тем факел из травы почти уже прогорел.
Улф раздул огонь, зажигая первый пучок травы, и без колебаний устремился к входу в логово. Скорпион отступил перед огнем и дымом, издав сухое угрожающее шипение. Улф пинком послал догорающую траву в горловину лаза, а сам резко вильнул в сторону, и вовремя: скорпион, изогнув жало, сделал бросок. Здоровенные клешни затрудняли движения насекомого, направление следующего броска можно было предугадать. Вайг, схватив еще один горящий пучок, метнулся вперед и, всадив его в разомкнутую клешню, тоже отпрянул в сторону, иначе тварь его просто бы смяла.
Зашипев от боли, скорпион инстинктивно повернул назад в логовище, но доступ ему преградил размахивающий факелом Улф. Найл знал, что делать. Он кинулся в логово; какое-то время стоял, озирая раскромсанные панцири жуков, затем, отыскав глазами сестренку, подхватил ее и выбежал с ней наружу. Скорпион, видя, что добыча ускользает, пустился было вдогонку, но Вайг, опередив, метнул копье, угодив насекомому между клешнями. Найл, передав бездыханное холодное тельце девочки Сайрис, обернулся. Неудачливый похититель уходил через пустыню. Вайг потом рассказывал, что копье прокололо скорпиону два глаза.
Мара не подавала признаков жизни. Холодным было неподвижное бледненькое тельце, отдающее характерным запахом скорпионьего логова. Сердце не билось вовсе. Но минуло два дня, и ребенок задышал, а спустя неделю девочка могла уже ползать по полу жилища. Прошел еще целый месяц, прежде чем яд выветрился полностью. Только черный рубец у девочки на плече остался напоминанием о схватке со скорпионом.
Очередная облава паучьих шаров, четвертая по счету, состоялась через час. Отец легонько коснулся плеча Найла, и до юноши дошло, что он, оказывается, дремлет. Все еще находясь под спасительным покровом дремоты, он почувствовал импульс страха, словно дуновение холодного ветра, от которого кожа покрывается пупырышками. И когда ощущение прошло, Найлу подумалось, что смертоносцы, в сущности, не такие уж и смекалистые, как он раньше считал: накатывая так часто, они поневоле дают людям освоиться с этими импульсами и тем самым им противоборствовать.
Наихудшее произошло во время последнего их налета. Это было уже в тот час, когда зарождающиеся сумерки углубляют синеву неба. Ветер стихал. Похоже было, что пауки на сегодня уже унялись. Внезапно откуда-то со стороны входа донеслись скребущие звуки, издаваемые крупным насекомым. Это мог быть скорпион или жук-скакун, а может, и паук-верблюд, волочащий какую-то тяжелую ношу. После долгих часов напряженной тишины звук казался странным контрастом. Слышно было, как он постепенно приближается к входу в пещеру. Вайг, державший наблюдение, тревожно встрепенулся. Глянув поверх его головы, остальные заметили плывущие в их направлении шары, совсем низко над землей. В эту секунду сверху в пещеру потоком заструился песок, и стали видны здоровенные клешни скорпиона. Это никого не удивило: мало ли кто рыщет по округе в поисках пищи. Но скорпион остановился, а в пещеру обрушилась еще одна струя песка. Плоский камень сдвинулся, и Найл изумленно понял: тварь пытается протиснуться внутрь. Случилось самое худшее, что только можно было представить: паучьи шары зависали над самой головой. Найл чувствовал смятение остальных, усугубляемое боязнью, что их выдаст собственный страх. Мелькнула мысль, что смертоносцы все же одержат верх.
Действовал Найл машинально, не раздумывая. Возле стены стояло копье Улфа с наконечником из шакальей кости, острым, как игла. Ни Улф, ни Вайг не решались пустить его в ход из опасения, что вспышка слепой ярости выдаст их присутствие смертоносцам. Сам Найл совершенно естественным и непроизвольным образом «задернул» сознание, как задергивают шторой окно. Затем подойдя уверенно к входу, оттеснил в сторону Вайга и что есть силы саданул копьем меж клешней, расширяющих проход. Послышалось шипение, потянуло едким удушливым запахом. Тварь сейчас же отпрянула, открыв взору шар, летящий в их сторону в какой-нибудь сотне метров. Найл безмолвно застыл, не давая невидимому щупу проникнуть через преграду. А щуп впился и был теперь так близко, что казалось, Найл чувствует дыхание врага, его физическое присутствие. Спустя мгновение ощущение схлынуло, около десяти минут люди не решались стронуться с места, ощущая тот же страх: все, пауки их обнаружили, сейчас приземлятся и обступят жилище. Однако время шло, и тревога постепенно ослабевала. Найл высунул голову наружу. Шары маячили вдалеке, зябко покачиваясь на багряном фоне заката над горами. Исчез и скорпион. Наконечник копья был измазан кровью и еще какой-то белой пакостью, похожей на гной.
Улф, обняв сына за плечи, притиснул его к себе: «Хороший мальчик». Похвала, которой обычно удостаивают несмышленышей за послушание, прозвучала сейчас до смешного нелепо, но Найл, чувствуя за этими словами глубокую благодарность, был польщен.
Через десять минут все вокруг утонуло уже в толще мрака, непроницаемого, словно вода в омуте, внезапного, словно тропическая ночь. Улф и Вайг завалили вход камнями. Затем Вайг зажег светильник, наполненный добытым из насекомых маслом, и семья села за ужин: сушеное мясо и плоды кактуса. Найл сидел, уткнувшись спиной в угол, и смотрел, как движутся по стене людские тени. Чувствовал он усталость и удовлетворенный покой. Найл понимал, что сегодняшний его поступок спас всем жизнь и что семья тоже осознает это. Но было ему известно и то, что во всем происходящем последнее время виновен он сам. Ведь это он убил паука-смертоносца.
С тех пор как их семья перебралась в теперешнее их жилище, минуло без малого десять лет. До этого они обретались в норе у подножия большого скалистого плато, милях в сорока к югу. Даже когда вход там закладывался камнями и скальными обломками, температура днем нередко достигала сорока градусов. Пища была скудная, и у мужчин на поиски добычи уходила уйма времени. Паучий шар, на котором Джомар бежал из неволи, превратился в защищающий от солнца зонт, что позволяло сравнительно благополучно переносить немилосердный зной. В пересохшем русле пролегающего неподалеку ручья росли полые кактусы, сок которых годился для питья (у цереуса он ядовит). И тем не менее жизнь горстки людей (в ту пору Торг с женой Ингельд и сыном Хролфом жили вместе с ними) состояла из сплошных хлопот: где добыть пищу, чем утолить жажду, как перенести удушающую жару.
