Вечер постепенно сгущался, заполняющие небо здания застилали свет. По мере того как на улицах темнело, людей становилось все меньше. Когда повозка наконец остановилась, улицы почти совсем обезлюдели. Гужевые, положив оглобли на землю, помогли пассажирам сойти. Из темноты возникла Одина, положила ладонь Найлу на плечо.
— Они покажут вам, где спать. Будете жить у колесничих.
— Спасибо, — откликнулся Найл (а что еще можно сказать?).
— Благодари не меня. Скажи спасибо Кролу.
— Что еще за Крол?
— Хозяин, которого ты спас.
— А, тот паук…
— Тсс! — Одина прикрыла Найлу рот ладонью и озабоченно огляделась. — Никогда не произноси этого слова. Они здесь хозяева. Если кто-нибудь из них приближается, спеши поклониться, выкажи почтение. Иначе быстро окажешься в счастливом крае…
— Крае?..
— Слишком много вопросов. Любопытство мышь сгубило.
Она повернулась к одному из гужевых.
— Тебя как кличут?
— Дарол.
— Ты теперь отвечаешь за них, Дарол. Их жизнь — твоя жизнь, понял? — Мужчина всем видом выразил покорную почтительность. — Распоряжения получишь утром. — Ухватив Найла за ухо, мощная женщина дружески его потрепала (аж слезы навернулись на глаза). — Спокойной ночи, дикаренок.
— Благодарю.
Грудастая баба скрылась в темноте.
Дарол был тем самым, кого Найл похлопал по плечу, предлагая облепить его усилия. Гужевой заметил, что служительница относится к пареньку вроде как с расположением, потому и сам стал держаться более приязненно.
— Ступайте за мной, все трое. Осторожнее на ступеньках, чтоб не разбить физиономию, — сломаны, как и все тут.
Найла взял за руку Массиг:
— Я пособлю.
По ступенькам спустились в какой-то темный полуподвал. Кто-то широко раскрыл дверь, немилосердно при этом скрипнувшую. В нос ударил запах паленого масла; вместе они вошли в большое, тускло освещенное помещение. В нем, похоже, находились одни мужчины. Они во множестве лежали либо сидели на низких скамьях. Увидев Сайрис, многие повскакали навытяжку, а один сделал попытку опуститься на одно колено.
— Кончайте мельтешить, — остановил их Дарол. — Это же просто дикари из пустыни. — Сказал так, просто для сведения, без всякого презрения.
— Тогда чего им тут делать? — озадаченно спросил кто-то.
— А я почем знаю. Приказ сверху. — Стоявшие на вытяжку разошлись с явным облегчением и больше не обращали на вошедших внимания. Кто-то хлебал из чашки, кто-то штопал одежду или чинил сандалии. В комнате было жарко и пахло потом.
Локтя Дарола коснулся Массиг.
— Если не возражаешь, я присмотрю за твоими и найду им место. — Дарол взглянул на Массига с таким же непробиваемым изумлением, как тогда, когда Найл вызвался сойти с повозки. — Это мой друг. Нам бы хотелось меж собой пообщаться.
— О чем? — озадачился Дарол.
— Найдется о чем. Как мы сюда добрались, например.
Дарол пожал плечами все с той же недоуменной миной.
— Странные какие-то! Да делайте вы что хотите.
До Найла дошло, что Дарол, как, видимо, и все остальные в этом помещении, не разжился большим умом, впрочем, и враждебности в нем тоже никакой.
Следующие полчаса Найл изыскивал, где можно прилечь. Топали по непролазно темному коридору, неся перед собой масляные светильники в какой-то глухой закоулок подвала. Там, оказалось, навалены сомнительного вида лежаки. К счастью, ножки у них, вставленные в деревянные пазы, можно было менять, так что в конце концов удалось собрать три сравнительно целых. Их перенесли в жилую часть, Массиг помогал Сайрис. В другом закутке обнаружились груды древних пыльных тюфяков, набитых тряпьем. По соседству нашлась куча одеял, из которых многие отсырели и буквально расползались от ветхости. Найл за день так вымотался, что ему было все равно, чем укрываться. Сайрис зевала не переставая. Ее, когда ходили за подушками, оставили дожидаться на лежаке Массига. Подушки на Поверку оказались обыкновенными поленьями, обитыми тонким слоем кожи. Когда возвратились, она уже спала.
Следом за тем Массиг отвел их на общую кухню. Там стоял плотный жар от большущей железной печи, куда постоянно подкладывали дрова. Овощей, судя по всему, здесь было в изобилии. Стояла и большая металлическая чаша со странного вида мясом. Найл не терял времени: ухватив жесткую краюху черного хлеба, он пристроился возле чашки зеленого отчего-то супа, зачерпнув его прямо из стоящего на печи котла. Вкус у пищи оказался куда приятнее, чем вид; да это, по сути, был целый букет вкусовых ощущений! Найл не удержался, сходил еще и за добавкой. Лежаки стояли в углу комнаты, и они ели, усевшись и прислонясь спиной к стене. Верзила, отдыхавший на соседнем лежаке, дружелюбно поглядел на Найла и посулил:
— Тощий ты какой. Мы тебя скоро откормим.
Эту коронную фразу Найлу приходилось выслушивать без малого весь день. Кстати, она была не просто шуткой, чтобы завязать разговор; люди говорили совершенно искренне. Еда у гужевых почиталась явно за предмет культа.
Пока ели, Найл втихомолку прислушивался к журчащему вокруг неторопливому разговору. Ему хотелось как следует вникнуть в мысли людей, обитающих в паучьем городе. Но вскоре это наскучило. Небогатые мысли у всех были заняты, по сути, одним и тем же — какими-то играми. Многие здесь увлекались выкладыванием резных деревянных палочек, другие без конца мусолили одну и ту же тему: предстоящее состязание между колесничими и сборщиками урожая — дня через два, — к которому приурочен еще и праздник с танцами. Порой у Найла возникало чувство, что он подключился к коллективному разуму муравьев. Вместе с тем, несмотря на явный недостаток смекалки, эти люди были очевидно добродушны и приветливы и, привыкнув к присутствию Найла и его близких, перестали относиться к ним как к чужакам; те будто бы влились в одно большое семейство. Привыкший всю жизнь рассчитывать лишь на себя да на близких, чувство коллективной общности Найл воспринял как нечто весьма приятное, вселяющее уют спокойной уверенности.
За едой Массиг поведал, как пал город Каззака. История вышла короткая. Через два дня после того, как Найл с отцом отправились к себе, не вернулись вечером муравьиные пастухи. Не возвратился и поисковый отряд, который возглавил Хамна. А поутру, проснувшись, Массиг обнаружил, что не в силах пошевелиться… Остальное происходило по уже известному Найлу сценарию. Пауки попали внутрь дворца, пустив впереди перепуганного насмерть пастуха. Шансов спастись не было. Умерщвлены были многие. Не потому, считал Массиг, что пытались как-то противодействовать; просто твари проголодались. Не пощадили и детей. Кое-кто не был уведен сразу, их оставили до поры в подземном городище под присмотром надзирателей.
Пауков, очевидно, была тьма-тьмущая — сотни, в основном бурые бойцовые (Массиг называл их «волками»). Это они сопровождали пленников в долгом переходе к морю. По словам Массига, тяготы пути на деле оказались не такими суровыми, как люди ожидали. Кормили неплохо, а когда кто-нибудь выбивался из сил, пауки давали таким отдых или велели другим тащить их на импровизированных носилках. Так что по прибытии в паучий город все оказались в сравнительно добром здравии.
