— Живая… ты живая…
Это знание поднимает меня в небеса. Мне там хорошо, приятно, а еще спокойно. В кои-то веки мне спокойно, а ведь я уже забыл, что это за чувство. Наконец я могу расслабиться.
Я уже люблю инстаграм, я ему практически поклоняюсь.
Какая же у Али божественная кожа… любая телезвезда позавидует! Персики, а не щеки, бровки домиком. Прелесть моя. Вот так взял бы, сжал в объятиях и не отпускал сутки или двое.
— Что же с тобой случилось, милая? — спрашиваю у ее изображения.
Потеряла память? Украли? Я их найду и уничтожу! Мне бы только до тебя добраться, родная, и у тебя все будет хорошо!
Видео короткое — всего пятнадцать минут. Мне мало, очень мало, хочу еще.
Запускаю заново. Сердце стучит в ушах отбойным молотком. Смотрю на нее, любуюсь, слушаю, как говорит, но вот смысл сказанного от меня всё время ускользает. Словно моя девочка не на русском говорит, а на китайском или хинди. Получается разобрать раза с третьего. Когда наконец понимаю, о чем она говорит, на затылке начинают шевелиться волосы.
Аля делится впечатлениями о Краснодаре (!!!) — как ей нравится этот солнечный город, сколько он дал ей хорошего, какие у нее замечательные коллеги, как она любит свою работу фотографа.
«Вы замужем?» — читает она один из вопросов, которые сыплются на нее как из рога изобилия.
Замираю и вслушиваюсь в ответ:
— Я в процессе развода…
Этой фразой она словно бьет меня железной битой.
Ах вон оно что… Я, значит, ищу тебя по всей стране, забыл, что такое сон, медленно умираю в неизвестности, а ты у нас в процессе развода! Это вообще что?! Это как?! Это зачем?!
Новая информация мгновенно скидывает меня с небес, и земля встречает жестко.
Получается, она эти полгода жила нормальной жизнью, работала, общалась с друзьями, вела чертов инстаграм. У нее были все шансы заявить о том, где она и что с ней, но она этого не сделала, ибо плевать хотела на меня и мои страдания.
Значит, всё правда? Никакого похитителя не существует?! Она, мать ее так, просто сбежала, еще как сбежала и отлично замела следы!
О такой возможности мне в первый раз сказал Васильев. Я отмахнулся. Моя Аля, та, которая три года засыпала рядом, никогда не причинила бы мне такой боли. Она верная, преданная, заботливая… Ага, Потапов, держи карман шире.
Вторым человеком, который посмел озвучить такую мысль, была временная домработница. Пусть и сказано это было в пылу спора, от незнания, но ее слова запали в душу гораздо сильнее, чем умозаключения Васильева.
«Сбежала от трудов рабских…» — так она сказала. Ее слова оскорбили меня настолько, что готов был выгнать женщину взашей.
Бред, бред, чистейший бред, как мне тогда казалось. Аля — разумная девушка, должна понимать, что она для меня гораздо важнее каких-то там полов.
Разумная, так ее растак, как же… Разумом прямо светится.
Да будь они прокляты, эти гребаные полы! Я согласен мыть их сам, я согласен нанять хоть десяток горничных, как бы мне ни было неприятно их присутствие. Только бы с ней было всё в порядке.
Неужели сбежала из-за чертовой уборки? Это никак не укладывается в моей голове. Жена делала всё вовремя и именно так, как я ее просил. Всегда. Если бы ей было так уж тяжело, она хоть что-то да не успевала бы. Должна быть какая-то другая причина.
Третьим человеком, который посмел при мне озвучить возможность побега, был Громов. Меня прибила к плинтусу его история о том, какими методами девчонок склоняли к замужеству. Этого борова, Авзурага, от моего кулака спасло только то, что, по словам детектива, душа и так еле теплится в его искалеченном теле. Там уже и без меня постарались, то же самое и с Улданом.
Мне мерзко думать, что Алю заставили со мной переспать. Но потом-то у нас с ней всё было супер. Когда брал ее замуж, я от нее никаких особых чувств не ждал, все-таки не в кафе с ней познакомился и не ухаживал за ней перед тем, как положить под себя. Но чувства появились и быстро, причем с обеих сторон, чего от себя никак не ожидал.
Да, я не образец романтики, в любви ей не клялся, серенад не пел. Зато баловал как мог, в деньгах не ограничивал, проводил с ней всё свободное время. Я делами свои чувства доказывал. На теле жены нет места, которое я не целовал. Каждая ее клеточка, каждый волосок и каждый ноготок — всё мое и только мое.
Кроме того, не выбери я ее тогда, она просто досталась бы кому-то другому. Так что чувства вины за то, что купил ее, у меня точно не было ни тогда, ни сейчас. Лучше я, чем какой-нибудь престарелый придурок. Так что сбегать от меня из-за этого она точно не стала бы.
Так в чем причина?
Мы ведь с ней даже не ругались! Ничего, как говорится, не предвещало. В последние недели у нас не было никаких трений, ничего, что могло бы настолько ее обидеть, задеть, заставить поступить со мной так жестоко…
За что она так со мной?
Меня захлестывает чувство несправедливости, как когда-то в юности.
«Ты никому не нужен! Ты недостоин хорошего отношения! Таких, как ты, не любят, обходят стороной, потому что чувствуют, какой ты внутри гнилой и испорченный!» — вспоминаю я крики матери.
Она частенько орала на меня, когда я в очередной раз сбегал из дома, чтобы погулять с друзьями. У нас с ней была масса конфликтов после того, как впервые проделал этот финт. Физически она не могла на меня воздействовать, поскольку я с двенадцати лет был сильнее ее. Помню тот день, когда впервые вырвал из ее рук хворостину и больше не позволял себя хлестать. Тогда она переключилась на моральный прессинг.
Она не всегда была такой. По большей части мы с ней сосуществовали вполне мирно, ну, когда я выполнял всё, что она хотела. А когда показывал норов, она делала всё, чтобы заставить меня подчиняться. Я фактически сбежал от нее в армию, а потом ее не стало.
Но Аля… Я для этой девки делал всё, и в результате получил такую черную неблагодарность! Видимо, не любила, не нужен ей, а может, и не был никогда нужен…
Получается, мать была права? Я недостоин?
Кстати я, дурак, считал, что Аля не умеет врать. Если пыталась что-то скрыть, я это сразу видел и строго ей за это высказывал.
