«Первые двенадцать недель беременности лучше воздержаться от секса».
Поэтому-то я и не вернул Алю в нашу спальню, оставил здесь. Рисковать своим ребенком я не буду, ни за что не буду. Но и ждать эти треклятые недели у меня почти нет сил.
Все-таки хочется хоть немного ласки. Немного ведь гораздо лучше, чем ничего, правда? Сам не замечаю, как толкаю дверь и вхожу в комнату, забыв спросить разрешения.
Она видит меня в зеркале, ойкает, хватает с кровати халат, прикрывается:
— Миша, в следующий раз стучись!
Только мне сейчас не до вежливости. Мое нутро требует содрать с нее одежду, повалить на кровать и заполнить собой ее горячее тело. Делать это я, конечно не буду, но хоть одним глазком еще взглянуть… Подхожу к ней, прошу хрипло:
— Покажись!
— В каком плане? — она широко распахивает глаза.
— Покажись!
Со второго раза она понимает, что я имею в виду. Полы халата распахиваются, являя мне всю ее прелесть. Стою как истукан и пялюсь на грудь собственной жены, как будто ничего прекраснее в жизни не видел. Это уже никакие не персики. Она увеличилась! Теперь это скорее крупные яблоки, такие наливные, что у меня во рту сразу скапливается слюна. Я хочу мять эти яблоки руками, я хочу впиваться в них ртом, в голову моментально приходит еще десяток идей, что с ними можно сделать.
Подхожу к ней вплотную, про себя уже почти молюсь, чтобы моя красавица завизжала, обвинила меня в домогательстве, запахнула халат и избавила меня от соблазнов. Но она продолжает стоять и, похоже, чего-то ждет.
«Что, если взять и прикоснуться? Ведь простое прикосновение ей никак не повредит».
Аккуратно провожу пальцами по ее щеке, подбородку, шее, едва касаюсь груди. Наклоняюсь к ее лицу, нежно прикасаюсь губами. Потом обнимаю за плечи, прижимаю к себе, начинаю поглаживать спину.
— Что ты делаешь? — вдруг задает она гениальный вопрос.
— Спинку тебе чешу!
— Чего?
Хмыкаю, пытаюсь разъяснить:
— Ну, ты ж как-то говорила, что я могу тебе попку гладить, спинку чесать… я, в общем-то, не против. Могу еще пятки пощекотать или другие части тела, я вообще за тактильный контакт!
Она хихикает, поднимает голову, чтобы посмотреть мне в глаза, и нагленько так заявляет:
— Я надеялась на кое-что большее…
— Но нам же нельзя! Врач строго сказала… Ты знаешь, я очень рад ребенку, но я уже почти жалею, что он получился с первого раза!
— Может, и не с первого, — снова смеется она.
И этими словами будто бьет меня сковородкой по затылку. Мне больно даже представить, что она спала с кем-то еще.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы тогда не один раз занимались любовью, может, кроха получилась с третьего! — Аля уже вовсю хохочет.
— Дурочка! Не шути так больше!
Я целую ее, очень скоро понимаю, что зайти в комнату к голой жене было очень плохой идеей. Всё во мне буквально вибрирует от желания.
— Так, Аля, я пошел!
— Куда?
— Под холодный душ!
— Давай лучше поласкаемся…
— Я тебе не железный! Я уже очень сильно хочу того, чего ты мне дать сейчас не можешь!
— Ну, вообще-то кое-что могу, и ты, кстати, тоже! У нас ведь всё еще есть губы и руки…
Она настойчиво ведет меня к своей кровати, тянется к пуговицам рубашки.
— Ты позволишь? — спрашивает тихо.
— Делай, что хочешь, детка, я весь твой!
Глава 84. Животная нежность
Через пару часов:
Аля
Никогда не думала, что у Михаила такие волшебные руки. Я бы даже назвала их оргазмотворящими. Да, именно так. И губы тоже, и язык. Вообще весь он просто до невозможности сексуальный. Я не знаю, как раньше этого не замечала. Правда, до сегодняшнего дня он никогда не был со мной настолько нежен. В это утро я получила больше ласки, чем за все годы брака.
Как-то так получалось, что раньше он меня просто брал, а сегодня любил. Именно любил, по-другому я это и назвать не могу. Трепетно так, с придыханием… ласкал мои самые сокровенные местечки. Кстати, о существовании некоторых из них я даже не имела представления.
Думала, в Потапове есть только животная страсть, а оказалось, что он способен еще и на животную нежность. Как выяснилось, я на нее тоже очень даже способна. Мой дорогой муж весь искусан и зацелован мной.
Кстати, вот уж не чаяла, что у него такие удобные плечи. Лежу на левом уже полчаса, и совершенно не хочется подниматься. Слышу, как бьется его сердце. Мне очень спокойно и хорошо. Хочется долгих разговоров о чувствах, признаний, однако Михаил молчит.
Может… попросить? Но разве о таком просят?
Представляю себе сцену — поднимаюсь я с мужниного плеча и аккуратненько так спрашиваю: «Дорогой Топтыгин, а не изволишь ли ты признаться мне в любви?»
Мысленно сама над собой смеюсь. Лучше уж начать признаваться самой и надеяться — авось подхватит инициативу. Но если я это сделаю, плакали мои шансы выбить себе приличные условия после официального возвращения к моему гризли. Хотя по факту мы уже сошлись, и я его не брошу. Он мой, только мой, никому не отдам.
Вдруг милый муженек поднимается с кровати и, о чудо, собирается что-то сказать.
Жду с придыханием, а он выдает:
— Я что-то проголодался. Может, наконец, позавтракаем?
«Вот же царь Долдон!» — рычу на него про себя.
То есть в «Сказке о золотом петушке» он, конечно, Дадон, а не Долдон… Но тут уж не удержаться. Глубоко вздыхаю, мысленно себя успокаиваю. Ну не готов еще человек, не надо его торопить.
— Ты хочешь, чтобы я что-нибудь приготовила? — спрашиваю нежно.
— Лежи, отдыхай, съезжу в город за пиццей. Тебе прихватить мороженого и карамелек?
— Конечно! И побольше! — тут же соглашаюсь.
Этого добра вообще много не бывает.
