Ложусь на ее узкую кровать, накрываюсь одеялом, утыкаюсь носом в подушку. Наволочка хранит ванильный аромат.
— Златка…
Мое сердце в очередной раз за сегодня сжимается в болезненной судороге.
У Златы и духи с этим запахом, и шампунь. Наверное, не успела поменять белье, поэтому подушка до сих пор хранит ее запах. Этот аромат у меня уже прочно с ней ассоциируется.
Засовываю руку под подушку и вдруг нахожу там какой-то скомканный конверт. Раскрываю его и вижу письмо, адресованное моей ванильной девочке. Тут же узнаю этот каллиграфический почерк и стиль письма: автор — явно мой папаша.
Пока читаю, даже не замечаю, как начинаю скрипеть зубами. Вот же шустрый! И в любви ей тут признаться успел, и замуж позвал, еще и денег дал!
«Так! Если она меня с отцом перепутала, значит, думала, это я ей написал?»
Получается, так. Думала, что письмо от меня, и хранила его под подушкой. Видимо, оно ей очень дорого было, письмо это… Я был ей дорог!
Теперь мне стали более понятны ее слезы и такое явное во мне разочарование. Еще бы она не была во мне разочарована...
Сминаю письмо и швыряю его подальше от глаз. Злате оно больше не пригодится, а мне его видеть тем более неприятно.
«Я ей свое напишу! Пусть хранит под подушкой его! Может быть, тоже в любви признаюсь!» — решаю для себя.
«В любви?! — тут же просыпается во мне циник. — А есть она вообще? Любовь эта?»
Понятия не имею, есть или нет…
Как и у каждого нормального подростка, у меня была первая влюбленность. Как я тогда думал — любовь на всю жизнь. Конечно же, это была блондинка. На кого еще я мог запасть, если за мое детство передо мной прошла вереница таких женщин?
Прекрасная Светлана с голубыми глазами и светлыми кудрявыми волосами до самой талии. Не девушка, а мечта! И о ней мечтали буквально все. Пацаны дрались во дворе за право провожать ее со школы домой. Я даже не надеялся когда-то удостоиться ее взгляда, не говоря уж о большем, и вдруг на школьной новогодней вечеринке она на меня посмотрела.
Нам было по четырнадцать. Это сейчас я достаточно уверенный в себе человек при деньгах и положении. Тогда я был прыщавым юнцом, которому казалось, что, кроме его родимого пятна, никто ничего другого в нем не видит. Я и сейчас иногда так себя чувствую, но в гораздо меньшей степени. Я никогда не забуду ее взгляда, она именно на меня смотрела — не на родимое пятно, а на меня. Пригласила на белый танец. Я так перенервничал, что отдавил ей ноги.
В тот вечер возвращался домой как на крыльях. Летал я на этих крыльях на протяжении всех зимних каникул, потому что красавица Светлана согласилась сходить со мной в кино, а еще мы гуляли по торговому центру.
Крылья мне подрезали в первый же день занятий. Один из главных задир класса прижал меня в углу и прошипел, чтобы я к Светке больше не подходил, объяснив, что танцевала она со мной только потому, что проспорила подругам. Тогда я в первый раз сильно подрался в школе. Смешно, но пострадал в этой драке больше всего как раз я. Мне разбили нос в кровь, надавали по ребрам. Разняли нас старшеклассники.
Помню, что после того, как смыл в туалете кровь с лица, сразу бросился в класс — поговорить со Светланой. Она призналась сразу. Взяла и призналась, а потом даже прощения не попросила. Своим признанием она словно взяла мои чувства, скомкала и швырнула в вонючую помойку. Потопталась на моем самолюбии. Выставила меня полнейшим кретином. Вот так бесславно закончились мои первые отношения.
После того случая одноклассники задирали меня с удвоенной силой, я стал постоянно драться, приходил домой с синяками. Когда отец это заметил, нанял для меня персонального учителя карате и сказал, что я должен уметь себя защищать. Я научился… И от задир защищаться, и от любви этой проклятущей, которая такую боль приносит. Привык близко никого к себе не подпускать.
Однако я всё еще помню то слепящее чувство, от которого страдал в школе. Только вот оно не сравнимо с тем, какие эмоции вызывает во мне Злата. Они гораздо глубже и в то же время совершенно другие. Мне приятно, когда она рядом. Как оказалось, я ее очень сильно ревную, хочу, чтобы она была только моей. Но люблю ли? Я потом разберусь.
Глава 33. Ох, нелегкая это работа - из болота тащить…
На следующие утро:
Среда, 26 сентября 2018 года
10:30
Злата
— Мария Ивановна, пожалуйста, ухватитесь за меня понадежней! А то ведь в следующий раз не словлю, свалитесь прямо на тротуар!
Старушка изо всех сил старается уцепиться за мои худые плечи, но сделать это в куртке не так-то просто. Хоть день солнечный, она опять замоталась во всё, что было в доме. В очередной раз за это утро сжимаю зубы и пытаюсь удержать ее в вертикальном положении. Медики вчера, видимо, пошутили, когда сказали сделать рентген. Может быть, кому-то от этого и лучше, но явно не мне и не Марии Ивановне. Мы обе ужасно намаялись, добираясь до поликлиники, потом два часа ждали, чтобы выяснить — перелома нет, и наш подвиг был напрасен. Потом крестовый поход обратно. Я взмокла как мышь, ног своих не чувствую, а ведь поликлиника всего-то за квартал от дома!
Хорошо бы приобрести ей костыли, но у нас нет денег даже на хлеб.
Когда подбредаем к дому, замечаю вывеску на соседнем здании: «Ломбард», и ниже на той же табличке «Скупка золота». Тут же замираю, решаясь. Хотя... чего тут решаться-то.
Подвожу старушку к нашему подъезду, говорю:
— Мария Ивановна, посидите на лавочке полчасика, а я в пару магазинов заскочу…
— У тебя же денег нет! — напоминает мне добрая бабушка.
— Сейчас будут, — говорю невесело и поглаживаю свои золотые сережки.
«Недолго вы меня радовали, милые! Кажется, нам пора расстаться…»
Сколько себя помню, мне всегда хотелось проколоть уши и носить всякие красивые серьги. Бабушка запрещала, и причина у нее на то была весомая — золотых сережек для меня не было, а носить всякую бижутерию — только уши мучить. Я слушалась. Потом детдом, приемная семья, а там об украшениях никто и не думал. Своих денег ни у меня, ни у сестер почти никогда не было, так, мелочь — чаевые от постояльцев. Тут не до украшений, у нас были более насущные нужды. Но сестры о моем желании знали и упросили приемных родителей сделать мне подарок на совершеннолетие. За месяц до того мама Марисоль отвела меня в салон, где мне прокололи уши, вдели туда специальные гвоздики из медицинского сплава, а в день рождения папа Авзураг подарил мне сережки. Я была очень удивлена, когда поняла, что они золотые. Если он и дарил девчонкам какие-то подарки, то в основном это были дешевенькие серебряные побрякушки. Здесь же золото, хоть серьги и совсем небольшие.
— С твоим именем серебро носить — грех!
Он тогда словно мысли мои подслушал.
