***
Следующие десять дней, пока я терпел худшие следствия
физического отказа от никотина, были трудными, часто тягостными, но, пожалуй,
не настолько скверными, как я ожидал. Меня тянуло закурить десятки.., нет,
сотни раз, я этого не сделал. Были минуты, когда мне казалось, что я сойду с
ума, если сейчас же не закурю, а встречая на улице курящего прохожего,
испытывал почти непреодолимое желание завизжать: «Отдай, мудак! Она моя!», но
удерживался.
Худшие минуты наступали поздно ночью. Мне кажется (но я не
уверен: мои мыслительные процессы того времени вспоминаются мне крайне смутно),
будто я решил, что, бросив курить, буду лучше спать, но ничего подобного!
Иногда я лежал без сна до трех часов утра, сцепив руки под подушкой, глядя в
потолок, слыша сирены и погромыхивание тяжелых грузовиков. И я думал о
круглосуточном корейском супермаркете почти прямо напротив моего дома. Я думал
о белом сиянии флюоресцентных плафонов внутри, таком ярком, что оно приводило
на память соприкосновение Кублер-Росс со смертью. Видел, как оно выплескивается
на тротуар между витринами, которые еще через час два молодых корейца в белых
бумажных колпаках начнут заполнять фруктами. Я думал о мужчине постарше за
прилавком, тоже корейце, тоже в бумажном колпаке, о блоках и блоках сигарет на
полках у него за спиной, величиной не уступающих скрижалям, с которыми в
«Десяти заповедях» Чарльз Хестон спускается с Синая. Я думал о том, как встану,
оденусь, пойду туда, куплю пачку сигар??т (а может быть, девять или десять
пачек) и, сидя у окна, буду курить «Мальборо» одну за другой, а небо на востоке
зарозовеет, и взойдет солнце… Я этого не сделал, но ночь за ночью в
предрассветные часы я засыпал, считая не слонов, а марки сигарет: «Уинстон»…
«Уинстон 100с»… «Вирджиния слимс»… «Дорал»… «Мерит»… «Мерит 100с»… «Кэмел»…
«Кэмел филтерс»… «Кэмел лайте».
Попозже – примерно тогда, когда последние три-четыре месяца
нашего брака, правду сказать, начали представляться мне более ясно – у меня
сложилось убеждение, что мое решение бросить курить именно тогда, быть может,
не было таким скоропалительным, как казалось сперва, и вовсе не безрассудным. Я
не отличаюсь блестящим умом, да и особым мужеством тоже, но это решение можно
счесть и блестящим, и мужественным. Во всяком случае, это не исключено: иногда
мы становимся выше самих себя. В любом случае отказ от курения помог мне в
первые дни после ухода Дианы сосредоточить мысли на чем-то конкретном;
обеспечил моей тоске словесную форму, которой иначе она была бы лишена – не
знаю, поймете ли вы. Скорее всего нет. Но не знаю, как выразить это иначе.
Прикидываю ли я, что отказ от курения в тот момент мог
сыграть свою роль в том, что произошло тогда в «Кафе Готэм»? Естественно… Но
это меня не трогает. В конце-то концов никто из нас не способен предсказать
финальiый результат наших поступков, да и мало кто пытается. Большинство
поступает так, как поступает, чтобы продлить удовольствие или на время
заглушить боль. И даже когда наши поступки диктуются самыми благородными
побуждениями, последнее звено в цепи слишком часто обагрено чьей-то кровью.
***
Хамболд позвонил мне через две недели после того вечера,
когда я бомбардировал сигаретами Восемьдесят Третью улицу, и на этот раз он
строго придерживался «мистера Дэвиса», как формы обращения. Он спросил меня,
как я поживаю, и я ответил ему, что хорошо. Отдав таким образом дань
вежливости, он сообщил мне, что звонит по поручению Дианы. Диана, сказал он,
хотела бы встретиться со мной и обсудить «некоторые аспекты» нашего брака. Я
подозревал, что «некоторые аспекты» подразумевают ключ к сейфу, не говоря уж о
разных других финансовых вопросах, которые Диана сочтет нужным прояснить до
того, как вытолкнуть на сцену своего адвоката, однако моя голова сознавала
одно, а тело вело себя совсем иначе. Я чувствовал, как краснеет моя кожа, как
все быстрее колотится сердце. Я ощущал дерганье пульса в руке, держащей трубку.
Не забывайте, в последний раз я видел ее утром того дня, когда она ушла. Но
видел ли? Она спала, зарывшись лицом в подушку.
Однако у меня хватило здравого смысла спросить, о каких,
собственно, аспектах мы говорим.
Хамболд сально хихикнул мне в ухо и ответил, что предпочел
бы отложить это до нашей встречи.
– Вы уверены, что это такая уж хорошая идея? – спросил я,
чтобы оттянуть время. Я ведь знал, что это очень плохая идея. И еще я знал, что
соглашусь: Я хотел увидеть ее еще раз. Чувствовал, что должен увидеть ее еще
раз.
– О, да, я в этом убежден, – сказано это было мгновенно, без
колебаний. И последние сомнения в том, что Хамболд и Диана тщательнейшим
образом отработали это между собой (и, да, вполне вероятно, советуясь с
адвокатом), тут же улетучились… – Всегда следует дать пройти какому-то времени,
прежде чем главные участники конфликта встретятся – дать им поостыть, однако,
на мой взгляд, встреча лицом к лицу теперь облегчит…
– Позвольте мне сообразить, – сказал я. – Вы имеете в виду…
– Завтрак, – сказал он. – Послезавтра? У вас найдется для
него время?
«Ну конечно, найдется, – подразумевал его тон. – Просто,
чтобы снова ее увидеть.., почувствовать легчайшее прикосновение ее руки. А,
Стив?».
– В любом случае первую половину дня в четверг я свободен,
так что тут затруднений не возникнет. Мне привести с собой моего.., моего
психотерапевта?
Снова сальный смешок задрожал у меня в ухе, будто нечто
секунду назад извлеченное из формочки для желе.
– А у вас он есть, мистер Дэвис?
– Собственно говоря, нет. Вы уже наметили место? Я было
спросил себя, кто будет платить за этот обед, и тут же улыбнулся собственной
наивности. Сунул руку в карман за сигаретой, и мне под ноготь вонзился кончик
зубочистки. Я вздрогнул, выдернул зубочистку, осмотрел ее кончик на предмет
крови, ничего не обнаружил и сунул зубочистку в рот.
Хамболд успел что-то сказать, но я прослушал. При виде
зубочистки я вновь вспомнил, что ношусь по волнам мира без сигарет.
– Простите?
– Я спросил, знаете ли вы «Кафе Готэм» на Пятьдесят Третьей
улице? – сказал он уже с легким нетерпением… – Между Мэдисон и Парком?
– Нет, но не сомневаюсь, что сумею его отыскать.
– В полдень?
Я хотел было сказать ему, чтобы он сказал Диане, чтобы она
надела свое зеленое платье в черную крапинку с длинным разрезом на боку, но
решил, что это может оказаться контрпродуктивным.
– Прекрасно, значит, в полдень.
Мы сказали то, что обычно говорят, кончая разговор с тем,
кто вам уже не нравится, но с кем у вас есть дела. Затем я расположился перед
компьютером и задумался, достанет ли у меня сил встретиться с Дианой, если я не
выкурю предварительно хотя бы одной сигареты.
