Она расстегнула ремень безопасности.
– Вот чего я не хочу, так это оставаться одной.
Он одарил ее снисходительным взглядом – мол, так и знал, что
ты тоже пойдешь.
– А еще я хочу дать тебе по заднице за то, что ты втянул нас
в это дело, – закончила она, с удовольствием наблюдая, как снисходительность на
его лице сменяется уязвленным удивлением. Обернувшись, она увидела двоих
длинноволосых юнцов, стоявших на другой стороне улицы. Они пили пиво и
рассматривали чужаков. Один из них был в помятом цилиндре. Подвешенная к нему
на ленточке пластиковая гвоздика раскачивалась на ветру. Руки его приятеля были
испещрены выцветшей татуировкой. Мэри они показались парнями того типа, которые
сидят третий год в десятом классе, чтобы иметь побольше времени поразмыслить
над тем, что лучше: торговать наркотиками или насиловать.
Как ни странно, их лица тоже показались ей знакомыми.
Они заметили ее взгляд. Тот, что в цилиндре, торжественно
поднял руку и растопырил пальцы. Мэри испуганно отвела глаза и повернулась к
Кларку:
– Давай напьемся и смотаемся отсюда.
– Конечно, – ответил он. – И не надо кричать на меня, Мэри.
То есть я был прав и…
– Кларк, видишь двух парней на той стороне?
– Каких двух парней?
Когда она оглянулась. Тот, что в цилиндре, и Татуированный
исчезли в дверях парикмахерской. Татуированный оглянулся через плечо и, хотя
Мэри не была вполне в том уверена, подмигнул ей.
– Вот заходят в парикмахерскую. Видишь?
Кларк посмотрел в ту сторону, но увидел только, как
закрылась дверь и от нее пошли солнечные зайчики.
– Вот заходят в парикмахерскую. Видишь?
Кларк посмотрел в ту сторону, но увидел только, как
закрылась дверь и от нее пошли солнечные зайчики.
– В чем дело?
– Они мне показались знакомыми.
– Да ну?
– Ага. Но мне как-то трудно поверить, чтобы кто-то из моих
знакомых переехал в Рок-н-Ролл-Рай, штат Орегон, и занял престижные,
высокооплачиваемые должности уличных хулиганов.
Кларк рассмеялся и взял ее под руку.
– Пошли, – сказал он, и они направились в ресторан
«Рок-энд-Буги».
Ресторан далеко не соответствовал страхам Мэри. Она ожидала
увидеть какую-нибудь убогую забегаловку, вроде жалкой (и довольно грязной)
столовки в Окридже, где они завтракали. Вошли же они в залитый солнечным
светом, уютный небольшой зал в духе пятидесятых годов: стены выложены голубым
кафелем, хромированные подносы, чистенькая дубовая дверь; под потолком лениво
вращались деревянные лопасти вентиляторов. Две официантки в голубых ацетатных
передниках, которые показались Мэри срисованными из тогдашних журналов, стояли
в отделанном нержавеющей сталью проходе между залом и кухней. Одна была молодая
– не больше двадцати, но явно потрепанного вида. Другая, невысокая женщина с
копной завитых рыжих волос, обдала Мэри таким уничтожающим взглядом, что той
стало не по себе… и вот еще что было в ней: уже второй раз за пару минут Мэри
ощутила странную уверенность, что знает кое-кого в этом городе.
При их появлении зазвенел звонок над дверью. Официантки
переглянулись.
– Привет, – сказала младшая. – Добро пожаловать.
– Не-а, пуская чуток подождут, – отрезала рыжая. – Мы ужасно
заняты, не видите, что ли? – Она обвела руками зал, пустой, настолько может
быть пуст зал ресторана в крохотном городке в перерыве между ленчем и обедом, и
громко расхохоталась собственному остроумию, как и голос, смех у нее был
низкий, надтреснутый и в понимании Мэри прочно связывался с виски и сигаретами.
«Но мне же знаком этот голос, – подумала она. – Могу поклясться».
Она обернулась к Кларку и увидела, что он уставился на
официанток, возобновивших болтовню между собой, словно зачарованный. Ей
пришлось дернуть его за рукав, чтобы привлечь его внимание, и еще раз дернуть,
когда он было направился к столам, теснившимся в левой половине зала. Она
хотела, чтобы они сели у стойки. Она хотела, чтобы они выпили по стакану
содовой и побыстрей убрались отсюда.
– В чем дело? – прошептала она.
– Ни в чем, – ответил он. – Догадываюсь.
– Ты что, язык проглотил?
– На какое-то время – да, – сказал он и, не успела она
потребовать объяснений, направился к музыкальному автомату.
Мэри села у стойки.
– Сейчас займусь вами, мэм, – сказала молодая официантка и
наклонилась, чтобы расслышать то, о чем ей говорила товарка с пропитым голосом.
Присмотревшись, Мэри поняла, что на самом деле ей абсолютно неинтересно, что та
ей говорит:
– Мэри, какой колоссальный автомат! – с восхищением
воскликнул Кларк. – Тут все вещи пятидесятых! «Лунный свет»… «Сатиновая
пятерка»… «Шеп» и «Липовый свет»… Лаверн Бейкер! Господи, Лаверн Бейкер поет
«Твидл-ди»! Я этого с детства не слышал!
– Побереги денежки. Мы зашли только напиться, помнишь?
– Да, да.
Он последний раз взгляну на радиолу, раздраженно вздохну и
уселся рядом с ней у стойки. Мэри вытянула меню из зажима между перечницей и
солонкой, стараясь не замечать, как он нахмурился и выпятил губу. «Смотри, –
говори он, не раскрывая рта (этому, как она открыла: можно научиться в
длительном браке). – Я прорывался через пустыню, пока ты спала, убил бизона,
сражался с индейцами, доставил тебя в целости и сохранности в этот маленький
оазис, а что я получу в благодарность? Ты мне даже не разрешаешь послушать
„Твидди“ из автомата!»
«Ничего, – подумала она. – Мы скоро уйдем, так что ничего
страшного». Хороший совет. Она последовала ему, углубившись в меню. Оно
соответствовало ацетатным передникам, неоновым часам, радиоле и общему
убранству (которое с некоторой натяжкой можно было бы охарактеризовать как
рибоп середины века). Пончики, естественно, назывались «Гончие». Чизбургер был
не просто чизбургером, а «Чабби Чеккер», а двойной чузбургер -«Большой боппер».
Фирменным блюдом была пицца с начинкой: меню обещало «Там все, кроме Сэма
Кука!»
– Класс, – сказала она. – Ла-ба-ду-ба-да!
– Что? – переспроси Кларк, но она покачала головой.
Подошла молодая официантка, доставая блокнот из ацетатного
кормашка. Она одарила их улыбкой – вымученной, как показалось Мэри; женщина
выглядела усталой и нездоровой. На верхней губе у нее было засохшее пятно от
лихорадки, а слегка налитые кровью глаза беспрерывно бегали. Они
останавливались, казалось, на всем, кроме клиентов.
