– А я.., не хочу туда идти… – заплетающимся языком
пробормотал Лео.
– Да, но ведь и на машине ты тоже не сможешь поехать! Ты ж в
задницу пьяный!
Лео описывал вокруг него круги, все еще пытаясь достать
сигареты.
– И потом.., темно. И холодно…
– Так ты хочешь получить талончик на эту машину или нет? –
злобно прошипел Роки. Ему уже начали мерещиться какие-то странные вещи.
Наиболее часто посещало видение огромного звука –
запутавшись в паутине, он сидел в дальнем углу гаража.
Лео поднял на него кроваво-красные глаза. – А это не моя
машина, – заметил он неожиданно рассудительно и трезво и выдавил смешок.
– Ну раз так, стало быть, тебе больше в ней не ездить! Если,
конечно, не пойдешь за пивом… – сказал Роки. И со страхом покосился на мертвого
жука в углу. – Только попробуй мне не пойти! Увидишь, я не шучу!
– Ладно, ладно. – пропищал Лео. – Пойду, и нечего тут
заводиться!
Не успев дойти до угла, он дважды угодил в канаву и еще один
раз – на обратном пути. И когда наконец вернулся в теплый и ярко освещенный
гараж, увидел, что оба его собутыльника распевают школьный гимн. С помощью
какого-то крюка со шкивом Боб умудрился приподнять «крайслер». И теперь
расхаживал под ним, задрав голову и разглядывая пропыленные и проржавевшие
внутренности машины.
– А знаешь, у тебя в выхлопной трубе дырка, – заметил он.
– Да откуда там взяться выхлопной трубе? – удивился Роки.
Обоим это почему-то показалось страшно смешным, и они заржали.
– Пиво! – объявил Лео, с грохотом поставил коробку на пол,
присел на обод колеса и тут же впал в полузабытье. На обратном пути он выпил
три банки пива, чтобы идти было веселее. Роки протянул Бобу пиво, себе тоже
взял. – Ну что, наперегонки? Как в старые добрые времена, а?
– Само собой, – кивнул Боб и улыбнулся. В воображении он
видел себя втиснутым в кабину низко стелющейся над землей гоночной машины.
Одна рука уверенно лежит на руле, и сам он, классный гонщик,
ждет взмаха флажком. Пальцы другой руки касаются талисмана – металлической
эмблемы, снятой с капота «меркурия» 1959 года выпуска. Он напрочь позабыл о
Роки, о своей распухшей от обжорства жене с транзисторными кудряшками и вообще
обо всем.
Они открыли банки и, пыхтя и отдуваясь, стали пить.
Одновременно оба бросили пустые банки на растрескавшийся бетонный пол. Оба в
одну и ту же секунду подняли средние пальцы. В животах заурчало – так громко,
что казалось, эхо отлетает от стен, напоминая звуки автоматной очереди.
– Прямо как в старые добрые времена, – сказал Боб, и голос
его звучал печально. – Ничто не может сравниться со старыми добрыми временами…
– Знаю, – кивнул Роки, пытаясь подыскать какие-нибудь
особенные, приличествующие слуг чаю слова, и нашел их: – Мы с каждым днем
стареем, приятель.
Боб вздохнул и рыгнул. Сидевший в уголке Лео проснулся и в
который уже раз пукнул. И принялся напевать «Сойди с моего облака».
– Ну что, еще по одной? – спросил Роки и протянул Бобу
очередную банку пива.
– Что ж, можно, – ответил Боб. – Можно, Роки, дружище,
отчего нет…
Коробу, которую принес Лео, прикончили к полуночи. А за
ветровым стеклом слева от Роки появилась новенькая карточка техосмотра,
расположившаяся под каким-то рьяным углом. Роки заполнил ее сам, медленно и
аккуратно переписывая цифры с потрепанной и засаленной регистрационной
карточки, которую долго искал и наконец нашел в бардачке. Дело двигалось
медленно, потому что в глазах троилось. Боб сидел на полу, скрестив ноги,
словно йог, и поставив между ступнями наполовину пустую банку «Айрон-Сити».
Сидел, напряженно и пристально устремив взор в никуда.
– Знаешь, ты мне просто жизнь спас. Боб, – сказал Роки и
пнул Лео в ребра, чтобы тот проснулся.
Лео застонал и повалился набок. Веки его дрогнули,
приоткрылись, закрылись, потом снова открылись – уже широко, когда Роки пнул
его ногой второй раз.
– Мы чего, уже дома. Роки? Мы…
– Не буди мою крошку, Бобби! – радостно пропел Роки. Впился
пальцами в рукав Лео и рывком поднял его на ноги. Лео взвыл. Роки поволок его к
«крайслеру», запихнул на заднее сиденье. – Ладно, как-нибудь еще заедем,
посмотришь ее…
– Славные были денечки… – пробормотал Боб. В глазах его
стояли слезы. – С тех пор с каждым днем все становится только хуже и хуже. Ты
замечал?
– Еще бы! – кивнул Роки. – Все переделывается,
перестраивается. Все перегадили, сукины дети! Но ничего… Держи хвост
пистолетом, дружище. И не позволяй никому…
– Да мне жена не дает вот уже года полтора, – пожаловался
Боб. Но слова его тут же заглушил кашель мотора. Боб поднялся и смотрел, как
«крайслер» выезжает из гаража, цепляя сложенные слева от двери поленья и
прутья.
Лео высунулся из окна, на лице его сияла блаженная улыбка
идиота.
– Заезжай как-нибудь в прачечную, водило! Покажу тебе дырку
в спине! Покажу колеса! Покажу, – Тут внезапно в окошке, словно в каком-то
фарсе, мелькнула рука Роки, схватила Лео за шкирку и втянула в салон.
– Пока, приятель! – крикнул Роки. «Крайслер» пьяно
покрутился по двору, объезжая колонки для подачи бензина, затем унесся в ночь.
Боб провожал его взглядом до тех пор, пока хвостовые огни не уменьшились и не
превратились в две крохотные точки, затем побрел обратно в гараж. На заваленном
разным хламом верстаке лежала хромированная эмблема от какой-то старой машины.
Он взял ее, начал вертеть в руках, играть с ней, и на глазах снова выступили
слезы. Старые добрые времена! Позднее, той же ночью, где-то в четвертом часу,
он удавил жену и спалил дом, чтоб все выглядело как несчастный случай.
– Господи! – пробормотал Роки, покосившись в боковое
зеркальце. Гараж Боба съежился, уменьшился, превратился в пятнышко белого
света, мерцающего в ночи. – Ну как это тебе нравится? Старина Вонючий Носок,
да… – Роки достиг той степени опьянения, когда человек уже не ощущает себя. От
него ничего не осталось – лишь маленькая искорка, еле тлеющий в замутненном
сознании уголек здравого смысла.
Лео не ответил. В тусклом бледно-зеленом свете, отбрасываемом
приборной доской, он походил на мышонка-соню, приглашенного Алисой на чай из
Зазеркалья.
– Здорово его жизнь потрепала, – продолжал Роки. Какое-то
время он ехал по восточной полосе, затем «крайслер» стало заносить в сторону. –
Старик вырубился. Для тебя это хорошо. Наверняка завтра не вспомнит, что ты ему
наболтал. А то все могло бы сложиться иначе… Сколько раз тебе говорить, чтобы
ты не смел заикаться об этой дурацкой дыре в спине?
