– А самые жуткие вещи он стал писать, когда пристрастился к
наркотикам, – продолжала Джуди Даймент. – Когда он покончил с собой..,
повесился у себя в подвале, где обычно писал картины.., там нашли больше сотни
этих маленьких пузыречков, в которых продают кокаин. Нет, наркотики – это
ужасно! Верно, мистер Киннелл?
– Ужасно.
– В общем, по-моему, в какой-то момент он просто дошел до
точки. И решил эту точку поставить, чтобы дальше не мучиться. Собрал все свои
наброски и картины.., кроме вот этой вон, как оказалось.., свалил на заднем
дворе и сжег. А потом повесился у себя в подвале. К рубашке он приколол
записку:
«Мне не вынести то, что со мной происходит». Какой ужас, да,
мистер Киннелл? -Разве бывает что-то страшнее?
– Нет, не бывает, – отозвался Киннелл. Причем сказал он это
искренне.
– Как я уже говорила, Джордж остался бы жить в этом доме,
если бы сумел настоять на своем, – продолжала Джуди Даймент. Она вырвала из
блокнота листок с автографом для Микелы, положила его рядом с чеком Киннелла и
задумчиво покачала головой, словно недоумевая, как такое возможно, что подписи
на обоих листах совпадают. – Но мужчины, они не такие, как женщины.
– Правда?
– Конечно. Не такие чувствительные и ранимые. Под конец от
Бобби Хастингза остались лишь кожа да кости. Он даже не мылся. Грязный был..,
от него, знаете, пахло.., в одной и той же футболке все время ходил. В черной
такой, с фотографией «Лед Зеппелин». Глаза у него были красные. На щеках –
щетина, которую и бородой-то не назовешь. И весь запрыщавил. Все лицо было в
угрях, как у подростка. Но Айрис любила его. Все равно любила. Мать всегда
будет любить своего ребенка, во что бы он ни превратился.
Женщина, которая разглядывала столовое серебро и стаканчики
из «Макдоналдса», все-таки выбрала кое-что для себя – подставочки под стаканы с
кадрами из «Звездных войн» – и подошла к столику, чтобы расплатиться. Миссис
Даймент взяла у нее пять долларов, аккуратно записала себе в блокнот: «НАБОР
КУХОННЫХ ПОДСТАВОК. РАЗРОЗН. ВСЕГО – 12», после чего вновь повернулась к
Киннеллу.
– Они переехали в Аризону, – продолжала она. – У Айрис там родственники,
во Флагстаффе. Я знаю, что Джордж сразу начал искать работу.., он
чертежник-конструктор.., вот только не знаю, нашел уже что-нибудь или нет. Но
если нашел, то думаю, в Розвуд они уже не вернутся. Она попросила меня продать
кое-какие вещи.., она – это Айрис.., и сказала, что я могу взять себе двадцать
процентов за хлопоты. А ее деньги отправить ей чеком. Только, боюсь, денег
немного получится. – Миссис Даймент вздохнула.
– Картина просто великолепная, – сказал Киннелл.
– Да. Жалко, что он их сжег, все остальные свои работы. Так
бы хоть что-то было интересное. А то большая часть всех вещей, которые я тут
пытаюсь продать, – обычный домашний хлам, только на выброс и годный. А это что?
Киннелл перевернул картину. На задней стороне рамки была
приклеена какая-то бумажка.
– Наверное, название.
– И что там написано?
Киннелл приподнял картину, так чтобы Джуди было удобно самой
прочитать надпись. Получилось так, что картина оказалась как раз на уровне его
глаз, и Киннелл воспользовался случаем, чтобы еще раз ее рассмотреть. И снова
его захватило пронзительное ощущение чего-то потустороннего, заключенного в
этой в общем-то непритязательной акварели: молоденький мальчик за рулем мощной
спортивной машины, ребенок со зловещей и искушенной усмешкой и омерзительными
заточенными зубами.
А ведь оно очень подходит, название, – подумал он. – Лучше и
не придумаешь, как ни старайся.
– «Дорожный Ужас прет на север», – прочла Джуди вслух. – А я
ее и не заметила, эту штуку, когда мои мальчики таскали вещи. Это название, да?
– Наверное.
Киннелл не мог оторвать взгляд от усмешки блондинистого
мальчика на картине. Я кое-что знаю, – говорила эта усмешка. – Я знаю что-то
такое, что тебе никогда не узнать.
– Да, действительно сразу поверишь, что парень, который все
это изобразил, явно прибалдел от наркоты, – с огорчением проговорила Джуди.
Киннелл отметил, что огорчение было искренним. – Неудивительно, что он покончил
с собой и разбил мамино сердце.
– Я, кстати, тоже еду на север, – сказал Киннелл, запихивая
картину под мышку. – Спасибо за…
– Мистер Киннелл?
– Да?
– Могу я взглянуть на ваше водительское удостоверение? – Это
было сказано совершенно серьезно. Безо всякой издевки и даже не по приколу. – Я
должна записать номер на вашем чеке. Так надо.
Киннелл поставил картину на землю и полез за бумажником.
– Пожалуйста. Без проблем.
Женщина, которая купила подставочки под стаканы с кадрами из
«Звездных войн», уже было направилась к своей машине, но задержалась перед
телевизором на лужайке – засмотрелась на мыльную оперу. Когда Киннелл проходил
мимо, женщина покосилась на картину у него в руках.
– Надо же, – проговорила она. – И ведь кто-то купил это
уродство. Кошмарная вещь. Я ее каждый раз вспоминаю, когда свет гашу, и меня
прямо дрожь пробирает.
– Да? И чего в ней такого уж жуткого? – спросил Киннелл.
***
Тетушка Киннелла, тетя Труди, жила в Уэллсе, примерно в
шести милях к северу от границы штатов Мэн и Нью-Хэмпшир.
Киннелл съехал с шоссе на дорогу, которая огибала городскую
водонапорную башню (ту самую, ядовито-зеленого цвета с забавной
табличкой-призывом жирными буквами высотой фута четыре: «СОХРАНИМ МЭН ЗЕЛЕНЫМ.
ДАВАЙТЕ ДЕНЬГИ»), и уже через пять минут зарулил на подъездную дорожку к
аккуратному маленькому тетушкиному домику. На лужайке, разумеется, не было
никакого включенного телевизора, водруженного поверх мусорных корзин, – только
цветочные клумбы, настоящая страсть тети Труди. Киннеллу уже давно хотелось
отлить, но он не стал останавливаться по дороге. Зачем останавливаться в
придорожной закусочной, если можно заехать к тетке и там с комфортом сходить в
туалет, а заодно послушать свежие семейные сплетни? Тетя Труди всегда была в
курсе всего, что происходит в семье, и знала, что, где и кто. И, конечно, ему
не терпелось показать ей свое новое приобретение – картину.
Тетя вышла ему навстречу, крепко обняла и «обклевала» все
лицо своими фирменными быстрыми поцелуйчиками, которые стойко ассоциировались у
Киннелла с чем-то птичьим и от которых его в детстве всегда трясло.
– Сейчас я тебе кое-что покажу, – сказал Киннелл. – Тебя так
протащит, что ты из чулков своих выпрыгнешь.
– Интересная мысль, – развеселилась тетя Труди и с улыбкой
уставилась на племянника, обхватив локти ладонями.
