Но самой примечательной была книжная библиотека. Высокие шкафы ломились от книг, но далеко не все из них представляли художественную литературу. Также на полках было очень много научных изданий, не имеющих отношения к лингвистике.
Я открыла дверцу шкафа и взяла наугад одну из книг в потрепанной обложке.
– «Журнал экспериментальной и теоретической физики», – прочитала я вслух. – Вышел в одна тысяча девятьсот девяносто третьем году. Это уже раритет, Егор.
Горелов, стоявший рядом, провел пальцем по книжным корешкам.
– Тут таких много наберется, – сказал он. – Физика, химия, алгебра. И почти все книги не новые.
– А кем работала Елена?
– Преподавала на дому иностранный язык, – ответил Горелов. – К ней часто ребятишки приходили. Здесь, наверное, она им и преподавала.
– А какое у нее было образование?
Он пожал плечами.
– Я не спрашивал.
– Понятно. Видимо, эта библиотека принадлежала ее родителям, – предположила я. – Вы сказали, что они переехали из Москвы?
– Да, из Москвы. Как раз в девяностые или чуть позже.
– А по какой причине променяли столицу на наш город?
– Этого я не знаю. Но родители Елены были очень интеллигентными людьми. И мать, и отец. Папаша, правда, был странный какой-то.
Я вернула книгу в шкаф и закрыла дверцу.
– В чем же проявлялась его странность, Егор?
– Он был как бы подкаблучником. Анна Ильинична, его жена, верховодила в семье. Это чувствовалось.
– И поэтому вы решили, что отец Елены был подкаблучником?
– Или очень больным человеком, – ответил Егор. – Она все решала за него. И голос был командирским. Впрочем, я с отцом Елены общался всего несколько раз, и то недолго. Откуда мне знать?
– Но выводы-то вы сделали.
– Просто Елена часто упоминала мать, а когда речь заходила об отце, то сразу говорила, что от него мало толку.
– Понятно… Спасибо.
В целом в квартире Елены и Вики Соломко я не обнаружила ничего подозрительного. Никаких следов пребывания другого человека тоже не нашла. Все было на своих местах, а немногочисленный беспорядок не походил на последствия обыска.
Горелов следовал за мной безмолвной тенью, предпочитая не заходить в комнаты. Сделал исключение только для кабинета. Но и там пробыл недолго. Будто бы нуждался в разрешении. Пребывание в доме любимой женщины в день ее чудовищной смерти, конечно, повлияло на его состояние. Но, несмотря на то что он недавно выпил, вел он себя так, словно ничего и не было.
– Я закончила, Егор, – сообщила я, заглянув в санузел. – Можем идти.
– Окно на кухне нужно закрыть, – спохватился Горелов. – Вика сегодня домой уже не вернется, наверное. Да и не надо ей видеть все вот это.
Он удалился, а я так и осталась стоять около входной двери.
Прежде чем покинуть квартиру, мы постояли, прислушиваясь к тому, что происходит на лестничной площадке. Как назло, там как раз в этот момент началась какая-то движуха.
– Это Соловьевы, – угадал Горелов. – Пятый этаж, квартира сорок первая. У них ребенку три года, очень активный пацан. Зовут Пашка. Всегда очень громко покидает подъезд. Мамашка за ним еле успевает.
Мы открыли дверь только тогда, когда крики Пашки Соловьева стали доноситься с улицы. Их было прекрасно слышно и за закрытыми окнами.
Открыв дверь, я решила осмотреть замок. Горелов достал из своей волшебной сумки фонарик и посветил на объект исследования.
– Дверь была закрыта изнутри, – заметил он. – Это старый замок, не автоматический. Захлопнуть дверь нельзя – не закроется. Чтобы закрыться дома, нужно повернуть ручку. Чтобы закрыть дверь снаружи, потребуется ключ. Ключа у меня нет. У вас, я думаю, тоже.
– А мы попробуем.
Знакомство с таким видом запирающих устройств у меня состоялось давным-давно. С каждым справлялась на раз-два. Получилось и в этот раз.
Мы медленно спускались по лестнице. Вопросов к Горелову у меня не осталось.
– Егор, оставьте номер телефона, – попросила я. – И очень вас прошу никому не рассказывать о том, что сегодня было. Да, меня видели соседи, но лучше придумать, что я просто ваша знакомая. Договорились?
Горелов задумался.
– Ко мне знакомые женщины не ходят вот уже несколько лет, – заметил он. – Поэтому вопросов будет еще больше. Я лучше скажу, что вы из жилищной инспекции. Так мне проще будет. Вроде бы как в своей среде.
– Делайте так, как вам удобно.
Распрощавшись с домоуправом, я вышла на улицу.
Недалеко от подъезда располагалась детская игровая площадка. Рядом с ней находился скверик – здесь уже отдыхали те, кто был постарше.
Я решила обойти дом вокруг. Пока что было неясно, что случилось. Елене помогли выпасть из окна или все же она погибла по собственной неосторожности?
Что-то подсказывало, что не обошлось без постороннего содействия. Да еще этот таз с водой, который вдруг обнаружился на кухне в ее квартире. С одной стороны, нас там в момент гибели Елены не было. Может быть, она просто неосторожно обошлась с тазом, споткнулась, пошатнулась… отсюда и вода на полу. Но, с другой стороны, мог быть кто-то еще. Тот, кто инсценировал падение Елены с высоты.
Блин, надо все записать.
Внезапно я вспомнила про диктофон. Он все еще записывал происходящее вокруг, лежа у меня в сумке.
Я выключила его. Проанализирую аудио уже дома.
Я шла вдоль стены, углубившись в свои мысли. Как это часто бывает, поняла, что пока что в них нет никакого порядка. Слишком рано делать выводы. Пока что буду собирать данные.
– Пойдем уже, – услышала я жалобный девчачий голос. – Достал уже.
Неподалеку я увидела толстое бревно, на котором сидели три парня и одна девушка. Всем было примерно по пятнадцать-шестнадцать лет.
– Ва-а-ань! – запрокинув голову и закрыв глаза, снова позвала кого-то девушка. – Ну чё так долго?
Из-за спины послышался хруст веток, и я увидела выходящего прямо из стены дома парня. Очевидно, это и был тот самый Ваня, по которому так соскучилась его подруга. Я заметила характерный жест: парень на ходу застегивал ширинку.
– Не ори, – посоветовал он девушке, не сводя с меня глаз.
– Ваня? – спросила я.
– Ну, Ваня, – коротко ответил он.
Я протянула руку.
– Татьяна Иванова, жилищный инспектор.
Ребята, сидевшие на бревне, все как один подняли головы.
Ваня подошел и ответил на рукопожатие.
– А что нужно-то? – с вызовом спросила девушка.
