Кирьянов разбудил меня в девять часов утра.
– Я связался с Грузанковой, она готова тебя принять, – сообщил он. – Ждет нас к одиннадцати. Заеду через час.
Он приехал раньше, угостился кофе и следил за тем, как я собираю больничную сумку.
– Половину из этого все равно отнимут, – решил он.
– Тут нет ничего опасного.
– Ну, смотри, я предупредил.
Мы придумали историю, в которую вполне верилось. Кирьянов познакомился с Ниной Тимофеевной на месте гибели Елены Соломко. Так уж вышло, что его знакомая, которая безуспешно пытается найти работу после увольнения из органов внутренних дел, совсем съехала с катушек. Девушка она одинокая, своего места в жизни еще не нашла. В какой-то момент ей стало казаться, что кто-то нарочно портит ей жизнь. Всюду мерещится слежка. По ночам слышит тихий стук из-за стены. За стеной, между прочим, улица, и этаж пятый. Надо бы знакомую проконсультировать.
– Сказал, что сразу вспомнил про нее, ведь она психиатр. Она поверила. Знаешь, я бы и сам себе поверил, – сказал Кирьянов. – Я попросил ее подержать тебя несколько дней, чтобы ты успокоилась. Кажется, она была очень рада помочь. В общем, твоя задача соответствовать. Только вопрос в том, Тань, что твоя Вика может находиться в другом отделении. Или в другом корпусе. А теперь представь, что тебе нельзя будет никуда выходить из палаты.
– А ты случайно не спросил у Нины Тимофеевны про Вику?
– Нет. Она сама рассказала, но коротко. Доложила, что девушка находится в тяжелом состоянии. К ней никого не пускают, а то приходила какая-то знакомая, но ее к Вике не пустили.
– Это Юля Ветрова, – вспомнила я. – Она хотела навестить Вику и передать ей тортик. Не пустили, значит…
– Ну, знаешь, в психушку просто так не пролезешь, никому там твои благие намерения не нужны, – сказал Кирьянов. – У них там всего этого выше крыши.
– Я догадывалась, что к Вике никого не пускают, – ответила я, бросая в сумку баночку с кремом и пачку сигарет. – Поэтому не вижу иного выхода, кроме как самой до нее добраться.
– А если мобильный отберут?
– Не отберут, – уверила я. – Я же не в отделение для буйных ложусь, а вроде как по знакомству, для консультации.
Все это я вспоминала, пока Нина Тимофеевна уводила меня от пропускного пункта в глубь территории.
Путь лежал как раз через парк. Мы шли по тенистой дорожке. Здесь жара совсем не чувствовалась.
– Этот парк – наша гордость, – сказала Нина Тимофеевна. – Его хотели наполовину вырубить, чтобы построить тут еще один корпус, но главврач был против. Поднял все свои связи, и парк не тронули.
Дорожка вывела к старому двухэтажному особнячку, покрашенному розовой краской. Грузанкова поднялась на крыльцо, открыла дверь и пропустила меня вперед.
– Здесь два отделения. Одно профилактическое. Сюда приходят, чтобы обследовать душу. Если она действительно больна, то мы ей поможем. Ваша палата на первом этаже. Нам сюда.
Я шла за ней следом, косясь на многочисленные двери, расположенные по обе стороны длинного коридора. Внутри, как и снаружи, здание мало напоминало обитель настоящих умалишенных или тех, кто подозревает у себя подобный недуг. Некоторые двери были открыты, внутри стояли обычные больничные кровати. На тумбочках лежали какие-то пакеты, книги. Обычная обстановка. Никаких тебе санитаров со зверскими лицами или связанных по рукам и ногам людей. Похоже, я плохо изучила предмет, если удивляюсь тому, что вижу.
Мы подошли к последней двери. Нина Тимофеевна толкнула ее и зашла внутрь.
– Сюда, Татьяна.
Эта комната была не похожа на те, которые я видела раньше. Тут стояла только одна кровать. Окно было открыто. Занавески надувались под июньским ветерком. В углу стоял вентилятор, а рядом с кроватью я увидела миленький комодик из ИКЕА.
– Гостевой люкс, – возвестила Нина Тимофеевна. – Располагайтесь.
Ух ты. Отдельный номер? Но с какой стати? Ответ нашелся сразу: для полиции все самое лучшее.
Я поставила сумку на постель. Заметила, что белье не новое, но чистое.
– Конечно, вы тут будете на особом счету, – сказала Нина Тимофеевна, – но я должна предупредить. У нас тут свои правила, нарушать которые очень не рекомендуется.
– Конечно, конечно, – с жаром согласилась я. – Все, что угодно. Подпишу любые бумаги.
– Ничего не нужно подписывать, ну что вы, – успокоила меня Грузанкова. – Правила простые, но придерживаться их нужно неукоснительно. И касаются они прежде всего вашей безопасности. На ночь мы закрываем двери на ключ. Снаружи. В каждой палате есть свой туалет, поэтому никаких проблем такое заточение не приносит. Окна тоже должны быть закрыты, чтобы к вам никто не смог проникнуть с улицы. Душно не будет, для этого мы и оставляем пациентам вентилятор.
– Хорошо, – согласилась я. – А во сколько меня закроют вечером и откроют утром?
– Двери запираются в двадцать три часа, открываются в шесть утра.
– Это хорошо, что вы меня закроете…
Я села на кровать и сложила руки на коленях.
– То есть клаустрофобия вас не мучает? – уточнила Нина Тимофеевна. – А то, знаете ли, некоторые не хотят.
– Наоборот, – возразила я. – Мне лучше спится, если я знаю, что все замки закрыты. Знаю, что я в безопасности.
Я многозначительно улыбнулась.
Нина Тимофеевна смерила меня оценивающим взглядом.
– Вас что-то тревожит в данный момент, Татьяна? – участливо спросила она.
Я задумалась. Что бы такого ляпнуть, чтобы сразу дать ей понять, что мое состояние в самом деле может быть ей интересно?
– Я давно не могу найти себе места, – ответила я. – Нигде, ни с кем. Казалось, что это просто нервы, а потом я трезво взглянула на то, что со мной происходит. Меня мучают звуки, которых я раньше нигде не слышала. С трудом засыпаю, но ночью в стенку кто-то стучит. Несколько раз в день я замечала в разных местах какого-то человека. Он стоял вдалеке и пялился на меня, как будто бы изучая.
– Как часто вы его видите? – строго спросила психиатр.
– Один раз, но в нескольких местах. В обувном магазине, в аптеке и на парковке возле дома.
– В роду кто-то страдал расстройством психики?
– Насколько я знаю, нет.
– Что вы делали около дома Елены Соломко, Таня? – в лоб спросила Грузанкова. – Я видела вас там. Подполковник Кирьянов сказал, что вы давно не работаете в полиции. Что же вы там делали?
Если бы я не имела за плечами некий опыт, позволяющий мгновенно переключать внимание с одного объекта на другой, то я бы с огромной долей вероятности провалила все дело. Но у меня был такой опыт.
– Иногда Владимир Сергеевич разрешает мне приезжать на вызовы. Просто я скучаю по своей работе, – сказала я и заплакала.
