Я повисла на тросе – однажды в школе я совсем так же споткнулась о канат и упала. На этот раз я не ушиблась, только дыхание перехватило, и, наконец перевалившись в лодку, я еще долго лежала на спине, а лодка тихонько покачивалась на волнах. Я не хочу становиться взрослой, я не хочу расти. Нет, все-таки тот ростомер, наверное, был сломан. Наверняка сломан.
Небо надо мной было похоже на потолок в моей детской комнате. Мне вдруг вспомнилось, как папа склонялся над моей кроватью и пел песенку на чешском языке. Именно эта песенка мне сейчас и придала сил. Подумав о ней, я поняла, как сильно мне не хватает мамы с папой. Я закрыла глаза и медленно досчитала до десяти, после чего поднялась и завела двигатель.
13
Когда я добралась до Чертова острова, мне показалось, будто он вырос и увеличился в размерах. Я помнила его совсем другим. На миг я даже испугалась, что промахнулась и приплыла в другое место, однако компас на мобильнике ошибиться не мог. К тому же, готовя свой побег, я сверилась с картами и других островов поблизости не нашла.
Помню, что когда мы с мамой и папой разбивали здесь лагерь, я представляла, будто отдыхаю где-то на юге, вот только почему? Пляж здесь действительно имелся, однако песок на нем был вовсе не белый, как мне отчего-то запомнилось. Деревья вокруг росли тоже совсем обычные – в Конгсвингере у нас такие же елки, сосны, березы и всякие кусты.
Тем не менее лес тут очень густой: деревья словно вытесняют друг дружку, подбираясь к самой воде. Судя по их виду, им уже по несколько сотен лет. В моих воспоминаниях остров был более открытым и ровным, но это наверняка оттого, что в прошлый раз я в основном все время просидела на пляже.
Я двинулась вдоль побережья, высматривая укромное местечко, где можно причалить и спрятать лодку. Пляж был лишь в северной части острова, и так как в прошлый раз мы ставили палатку именно тут, я решила, что и мама с папой первым делом направятся сюда.
Я еще раз обошла на лодке остров. Материка видно не было, и это одновременно радовало и пугало. С одной стороны, так меня точно никто не разглядит с берега. С другой – море такое огромное, даже страшно.
В животе закололо, так бывает, когда ты записался к стоматологу и напрочь об этом забыл, а потом посмотрел на календарь – а там напоминалка. Вдруг мама с папой обрадуются моему исчезновению? Ведь тогда им станет намного проще жить.
Папе не придется постоянно успокаивать Пони – я, мол, обидела ее, сама того не желая. Да и мама перестанет бегать за Дурмот-Дурмот-Дурмотом в гараж, куда тот прячется якобы плотничать, хотя бабушка говорит, что он пилы от молотка не отличит.
Я столько раз говорила маме с папой, что их больше не люблю, – вдруг они взяли и поверили? Вдруг им теперь больше всего на свете хочется завести новых детей со своими новыми возлюбленными и жить с ними долго и счастливо, а обо мне не думать? В мамином фотоальбоме есть снимок с моего дня рождения. Мне тогда исполнился годик, я сижу у папы на коленях, а мама задувает свечку на торте. Под фотографией мама написала: «Самая счастливая в мире семья и первый важный праздник».
Может, теперь мама захочет создать новую самую счастливую в мире семью – на этот раз с Дурмот-Дурмот-Дурмотом, а папа – со своей Пони. Я точно знаю, что Пони очень хочется ребенка. Однажды она заявила об этом папе – думала, я не слышу. Папа тогда ответил, что придется немного подождать и что сперва я должна привыкнуть к своему новому положению, ведь он совсем недавно развелся с мамой.
Если я исчезну, они могут завести столько детей, сколько им заблагорассудится, а обо мне забыть. Ко всему прочему, если меня не будет, маме с папой вообще незачем станет общаться друг с дружкой.
Я выпустила руль из рук, и лодка резко прыгнула в сторону. Стиснув зубы, я что было сил хлопнула себя ладонью сперва по одной щеке, а потом по другой. Шлепки получились такими звонкими, что даже в ушах зазвенело. Щеки горели, но, как говорит бабушка, боль надо прогонять болью. Я тряхнула головой, звон в ушах стих, и я заметила прекрасное – лучше не бывает! – укромное местечко для лодки: росшая на берегу сосна упала в воду и превратилась в настоящий лодочный причал.
Обогнув дерево, я выключила двигатель и подняла мотор. После этого я спрыгнула на берег, схватила веревку на носу моторки и подтянула лодку к себе. Глубина здесь была достаточная. Хорошенько привязав лодку к сосне настоящим морским узлом, я вытащила из нее рюкзак, наломала с растущего рядом дерева веток и прикрыла ими лодку. И довольно улыбнулась. Если не знать, что тут спрятана лодка, с моря ее ни за что не разглядеть.
Бабушка говорит, что скоро вся Норвегия зарастет травой и лесом: сейчас ни овец, ни коз, ни коров почти не держат, поэтому листву с травой никто не ест. Похоже, в Швеции дела обстоят таким же образом. Хотя откуда бы на необитаемом острове взяться домашним животным? Ну да ладно, неважно почему, но лес там вырос такой густой, в каком я прежде никогда еще не бывала. Мало того, что деревьев очень много, так кое-где стволы у сосен погнулись от ветра и теперь напоминали буквы – гигантские «С» и «Г». Натыкалась я и на поваленные деревья с торчащими вверх корнями. Именно в таких лесах живут сказочные гномы, тролли и эльфы, но мне уже почти одиннадцать лет, и в сказки я больше не верю. И все равно мне вдруг захотелось к родителям. Быть храбрым всегда проще за компанию. Я повернулась к морю, но не увидела там ни мамы, ни папы и вообще ни единой лодки не заметила. В той стороне, где находится материк, небо уже не было таким синим. Я присмотрелась. Нет, это вовсе не белые горы на горизонте, это сбились в одну кучу облака.
Я закинула за плечи рюкзак и уже двинулась было к пляжу, как вдруг услышала крик. Сердце мое заколотилось с такой силой, что в глазах потемнело. Я замерла. Крик повторился, но теперь его словно оборвали. Впрочем, может, это и не человеческий крик? Может, это птица. Ворон, например, или сорока, или чайка. Ну да, точно чайка. Голодная чайка, которая высматривает рыбу. Кому еще кричать на необитаемом острове?
14
Упираясь ногами в росшую на берегу сосну, я встала на голову и стояла долго, полчаса, не меньше, когда из леса вдруг донесся какой-то щелчок или, скорее, хруст, какой бывает, если наступишь на сухую ветку.
– Эй! Есть там кто? – крикнула я, встав на ноги, но ответа не дождалась. Я обвела взглядом заросли кустов и лесную чащу. Но не увидела ничего, кроме деревьев. Стояла тишина. И вдруг с какой-то коряги в воздух взмыла огромная птица. Так вот, оказывается, кто кричал! Или эта птица, или тот, кто на нее охотился. Неважно, главное – бояться нечего. Опасных животных здесь, на острове, нет, в этом я была уверена. Разве что гадюки ползают.
Стоило мне вспомнить о гадюках, как в песке у самых моих ног я заметила что-то длинное и серое. Вскрикнув, я отскочила назад и лишь потом поняла, что это всего лишь кусок изоленты, который оставил кто-то из туристов. Изолента вновь шевельнулась, и я заметила, что поднимается ветер.
Словно разбуженные ветром, вдруг закричали птицы. Теперь с каждого дерева доносилось чириканье, карканье и уханье, почти как в передаче про джунгли Амазонки, и я решила, что местным птицам непривычно видеть на этом острове людей. Волны с громким плеском разбивались о прибрежные камни, а когда я посмотрела вдаль, то заметила у горизонта какой-то темный предмет. Лодка, наверное. А в ней мама с папой.
