Мама кивнула, но не двинулась с места.
– Мама, я же тебя люблю, – сказала я, и тут уж мама подошла к нам с папой и обняла нас.
Вот так мы и стояли, прямо как трехголовый тролль, и я решила, что это лучшая сказка, в которую мне за всю жизнь довелось попасть.
24
В течение жизни человек три года проводит за едой, то есть примерно столько же, сколько в туалете, и тут разницы между мужчинами и женщинами нет. Три года на еду, три – на туалет (и то только если я возьму пример с мальчиков и постараюсь не засиживаться). Получается шесть лет. 2190 дней. Часы, минуты и секунды в голове даже и сосчитать не получится. В любом случае, выходит, что придется очень долго и неподвижно сидеть. Я всегда стараюсь поесть побыстрее и заняться чем-нибудь более важным.
Но сегодня времени у меня целый вагон. Как раз сегодня-то можно было бы весь вечер ужинать. Смотреть на маму с папой, слушать, как они разговаривают и не ругаются. Не кривятся и не поглядывают украдкой на часы.
Стола у нас не было, мы ели с бумажных тарелок и сидели на каменных стульях, однако мне казалось, что я попала в лучший в мире ресторан. Кетчупа у нас не оказалось, и вместо колы приходилось пить воду, но такой вкусной еды я давно не ела.
Пламя костра нарисовало на стенах наши тени, похожие на древние наскальные изображения. На миг мне почудилось, будто я сплю, и я боялась проснуться.
Боялась, что скажи я хоть слово – и мне тотчас же перестанет казаться, что я в кино. Мама с папой вспомнят тех, других, чьих имен я даже называть не хочу, и все снова станет как прежде. Я опять превращусь в посылку, которую они будут пересылать друг дружке, словно не зная, как со мной поступить. Или стану чем-то вроде красиво завернутого подарка, который тебе подарили на Рождество и который совершенно неохота разворачивать, потому что ты и так знаешь, что внутри варежки, шарф или еще что-нибудь ненужное.
* * *
Я попыталась представить, каково это – прожить здесь все лето. У папы отросла бы длиннющая борода, мамины волосы сбились в воронье гнездо, а у меня на носу высыпали бы веснушки, целая куча. Одежда обтрепалась бы и испачкалась. Лица загорели бы дочерна, и только зубы сверкали бы.
По какой-то удивительной причине нищие дети имеют более счастливый вид, чем дети из богатых стран, например, Норвегии. Я об этом много размышляла. Где-то я читала, что выше всего на шкале счастья находятся народности, живущие первобытнообщинным строем и почти ничего не имеющие. С другой стороны, возможно, что эти детишки смеются просто потому, что никогда не видели странных белых людей с фотоаппаратами.
Я попыталась представить, что мы с мамой и папой обеднели и оказались на чужбине. Всяких хороших вещей мы лишились, зато у нас появилось время друг для друга. Я огляделась – ну да, почти так все и есть, но только почти.
Не придумай я этот план, мы бы никогда не попали сюда втроем. Впрочем, тогда папа и ногу не сломал бы. Если мы не отвезем его в больницу, он может на всю жизнь остаться хромым. Я представила, как папа ковыляет, опираясь на палку, и вздрогнула.
– Ты что-то все молчишь и молчишь, – сказала мама.
– Да, совсем тихая стала, – подхватил папа.
– Ну а о чем тут говорить? – сказала я.
Интересно, если я вслух поделюсь с ними своими опасениями о папиной ноге, не накаркаю ли я и не станет ли он и впрямь хромым? Но промолчать я не смогла.
– Как твоя нога? Не получше? – поинтересовалась я.
– Намного лучше, – ответил папа, и я слегка успокоилась. Так бывает, когда он уверяет меня, что уколы – это совсем не больно и что в Норвегии больше никогда не будет войны. Я верю ему, потому что хочу верить. Гром больше не гремел, но дождь не прекратился, и лужица на полу возле входа все расползалась.
– А вот вы, например, знаете, что всех детей британской королевской семьи крестят водой из реки Иордан? – спросила я.
Мама покачала головой, а папа сказал:
– Я королями не особо интересуюсь.
– А знаете, кто дольше всех просидел на британском троне? – продолжала я.
– Королева Елизавета, – предположила мама.
– Почти, – согласилась я, – кстати, королева Елизавета родилась в среду, как и я, а все письма пишет перьевой ручкой, которую ей подарил отец. Но на британском троне дольше всех просидела королева Виктория
[3]. Почти 64 года.
– Ух ты, долго! – удивился папа.
– С королевой Викторией вообще много чего интересного было. Например, ее родным языком был немецкий. Она начала изучать английский, лишь когда ей исполнилось три года. А вот я, например, почему ничего не знаю по-чешски, кроме одной песенки? – спросила я папу.
– Да я и сам чешского почти не знаю. Только несколько песен и стихи. – Он посмотрел на пламя и добавил: – Мои родители разговаривали дома на чешском, но мне хотелось в совершенстве освоить норвежский.
– Но ты же не стеснялся своих родителей? – уточнила я.
– Конечно, нет. – Папа посмотрел на меня.
– Ну и молодец. Жить и стесняться собственных родителей я бы не смогла, – сказала я и подумала: «Зато теперь стесняюсь тех, с кем живут мои родители». Впрочем, вслух я решила об этом не говорить.
– Еды нам надолго хватит. С голоду не умрем, – сказала мама, пытаясь улыбнуться одновременно мне и папе.
– Это хорошо, – согласился папа, – почти как раньше. Я на природе не ночевал с того раза, как мы катались на байдарках в Финнскугене. И сейчас понимаю, как сильно мне этого не хватало.
– Вот и мне тоже. – И мама улыбнулась папе, совсем как прежде, но потом ее лицо омрачилось. – Но, Бальтазар, знаешь, я переживаю из-за твоей ноги. Хорошо бы нам сегодня выбраться с этого острова.
– Ночь я вполне могу потерпеть. Бывало и хуже. Помнишь, я рассказывал, как в армии чуть насмерть не замерз, – успокоил нас папа с улыбкой, но такой натянутой, что мы с мамой поняли: папа привирает.
– Ты правда выдержишь? – спросила мама.
Он кивнул.
– Я перед сном приму еще таблетку, до утра хватит. А к утру какую-нибудь из лодок уж точно прибьет к острову.
– А если нет? – предположила мама, и папа на секунду задумался.
– Тогда построим плот, – решил он.
– Из чего?
– Ясное дело, из деревьев.
– По-твоему, мы справимся? У нас ни подходящего ножа, ни топора нет.
Папа вновь помедлил с ответом.
– Может, мы найдем на острове какие-нибудь инструменты. Во всяком случае, длинная веревка у нас уже есть.
Теперь задумалась мама, и прежде чем она успела ответить, папа добавил:
