– Юлленшёльд. Где я слышала это имя? Какой-то поп-певец?
– Из шведских я знаю только Ярдестада, но он пел много лет назад, – ответила мама.
– Нет, с музыкой это не связано. Что-то с ним такое случилось, причем совсем недавно…
– Юлленшёльды – одна из самых богатых семей Швеции, – сказала мама.
И тут я вспомнила вчерашнюю шведскую газету и фотографию молодого человека в белой студенческой шапочке.
– Вчера в газете я видела фотографию какого-то парня с этой фамилией, – сказала я.
Мама кивнула.
– Там было написано, что он бесследно исчез, – добавила я.
Мама долго смотрела в одну точку на воде, а потом перевела взгляд на меня.
– Похоже, мы его нашли, – сказала она.
– В смысле? – растерялась я.
– Очевидно, он исчез не по своей воле, – объяснила мама.
– Ой… – вырвалось у меня.
– Это точно, – согласилась мама, – ой. Юлленшёльда похитили. А что нам делать – не знаю.
Я несколько раз сглотнула и изо всех сил ущипнула себя за обе руки.
– Нам надо спасти папу, – сказала я.
Мама словно собиралась сказать что-то другое, но кивнула.
– Да, – проговорила она, – надо спасти Бальтазара. Никогда себе не прощу, если с ним что-то случится. Вот только как его освободить – понятия не имею. Я еще никогда не сражалась с вооруженными бандитами.
– Надо придумать план, – предложила я.
– Зачем? И так все ясно. Надо найти иголку в стоге сена, – сказала мама.
– Как это? – снова не поняла я.
– Надо как-то добраться до топливного шланга.
– Но похитители унесли его…
– Этот прискорбный факт я уже осознала. Нам надо отыскать их лагерь, – решила мама.
– А потом? – поинтересовалась я.
– А потом, – сказала мама, – будем надеяться на чудо.
30
Я развернулась и уже двинулась было по тропинке, как мама схватила меня за руку.
– Нет, пойдем через лес – за тропинкой они, возможно, следят. И с этой секунды – молчок, никаких разговоров! – сказала она.
Мама раздвинула густой кустарник и шагнула в лес. Когда мы отошли от тропинки настолько, что я почти потеряла ее из вида, мама кивнула и показала вперед. Она передвигалась прямо как индеец. Увидев под ногами ветку или камень, она останавливалась и предостерегающим движением указывала мне на них.
Елки здесь росли так тесно, что почти закрывали небо, поэтому в лесу было темно, ноги скользили по мокрой от дождя земле. Несколько раз, угодив лицом в паутину, я едва не завопила. Бороды висячего мха покачивались на ветру, и деревья казались живыми. Я взяла маму за руку, такую теплую и родную. В последнее время я редко брала ее за руку, да и то только тогда, когда хотела поторопить.
Мы шли вдоль тропинки примерно до того места, где я привязывала лодку. Надо же – это было только вчера, а казалось, прошел уже целый год.
– Наверняка они разбили лагерь наверху, на самой высокой точке острова. Оттуда и обзор лучше, – прошептала мама, – попробуем подняться туда по тропинке от пещеры.
– Ладно, – шепотом ответила я, но потом вдруг засомневалась, – а вдруг они не папу схватили, а еще кого-то. Может, они о ком-то другом говорили. А папа сейчас ждет нас в пещере.
– Астрид, ты же прекрасно знаешь, что это не так, – прошептала мама.
– Ты-то откуда знаешь?! – сказала я громче, чем хотелось. Я больше не желала верить маминым словам. Не хотела, чтобы папа был в плену у каких-то бандитов. И на этом острове находиться я тоже не хотела. И уж тем более не хотела чувствовать себя виноватой во всем, что произошло!
Мама шикнула на меня и потащила к пещере, туда, где мы в последний раз видели папу.
Добравшись до камня, на котором мы его оставили, мама подтолкнула меня к здоровенному торчащему корню дерева и прямо в ухо – мне даже щекотно стало – зашептала:
– Жди тут. Я проверю, были ли они в пещере.
И она скрылась за деревьями.
Был день, но я чувствовала себя так, как бывает ночью, когда вокруг темным-темно. И хотя мама далеко не ушла, мне казалось, будто меня бросили. Тогда я поступила так, как всегда поступаю, когда чего-то боюсь, – я начала думать о чем-нибудь постороннем. Европейские столицы. Нет, кроме Скандинавии, Чехии и Словакии, блеснуть мне нечем. Трижды три. Девять. Девятью девять… Чепуха какая-то. Надо что-то другое. Приятное. И понятное.
Когда Уолт Дисней работал над мультфильмом «101 далматинец» (который намного лучше, чем кино), ему пришлось нарисовать 6 469 952 пятна. Это много. Фильм, который идет два часа, умещается на пленке длиной четыре тысячи метров. Это длинная пленка.
И тут мама вернулась.
– Пошли, – прошептала она.
– Они обнаружили пещеру? – спросила я.
– Я туда не дошла. – Она указала на землю рядом с камнем, на котором мы оставили папу.
На мокром песке я отчетливо разглядела следы ног и круглые отпечатки папиных костылей. Следы вели на вершину, и, судя по отметинам, папе пришлось нелегко. Мы пошли вверх и немного выше заметили следы падения, после чего следы продолжались, но теперь на песке остался отпечаток лишь одного костыля.
Мама снова направилась вглубь леса. Я медленно пошла за ней, но как только мы пробрались через бурелом, потянула ее за руку.
– Ты много знаешь о всяких похищениях? Ну, может, читала или по телевизору показывали? – спросила я.
– Кое-что знаю, – ответила мама.
– Ведь обычно все заканчивается хорошо, да? – спросила я.
– Да, по-другому и не бывает. – И мама притянула меня к себе, так что лицо ее я рассмотреть не успела.
31
Бандитский лагерь располагался за небольшим уступом, недалеко от верхушки холма. Я успела увидеть верхушку палатки защитного цвета, но тут мама, толкнув меня, жестами приказала броситься на землю и откатиться в сторону. Если бы мы просто двигались дальше по тропинке, мы бы прошли мимо и даже не поняли, что за выступом что-то скрывается. Мама махнула рукой – мол, не двигайся, а сама схватила бинокль и поползла к вершине, прячась за валунами.
Надо мной плыли облака. Подо мной расстилался мягкий ковер из мха. Наверху мама пристально вглядывалась в бинокль. Ну а дальше – там что? Я старалась не думать про то, что видела по телевизору в программах, которые мне, строго говоря, смотреть запрещалось. Бородатые изможденные мужчины в лохмотьях, только что освобожденные из плена в Ираке, Афганистане или еще где-нибудь, растерянно щурились на солнце…
«Астрид Барос! Тебе сколько лет? Ну-ка прекращай выдумывать всякую ерунду!» – уговаривала я себя, но тщетно. Воспоминания продолжали меня мучать.
