Фабер открыл окно и высунулся на улицу. Небо было усеяно звездами. Но какими далекими показались они ему — не то что в родной деревне, где они почти цеплялись за верхушки деревьев. И какие далекие они здесь! Ему вспомнилось, как часто примерно в это же время, когда солнце садилось за лес, а над горами плыл колокольный звон, он присаживался где-нибудь на вершине холма, складывал ладони в молитве и читал «Аве Мария». И представлял себе Барбару. Барбару, с ее спокойным, серьезным лицом, с косой светлых волос, уложенной венком вокруг головы. Вот и сейчас он словно слышал ее голос, слышал так ясно и четко, что на какое-то мгновение ему казалось, что она стоит рядом с ним — он даже оглянулся назад, в темную комнату. Фабер вздохнул и закрыл окно. Если бы не война, подумал он, они бы уже давно поженились.
Поскольку ложиться спать было еще рано, он решил прогуляться. Керн и Мааг вместе с Крюгером резались в карты. Фабер застегнул ремень, надел на непокорную шевелюру фуражку, вышел из дому и тотчас наткнулся на Маага.
— Игра уже закончена? — поинтересовался он у товарища.
— Нет, — сердито буркнул тот. — Просто мне надоело, и я ушел.
— Наверно, вы там перессорились?
Мааг покачал головой:
— Да нет! Просто надоело, что Штайнер вечно меня подначивает. Он вновь взялся за старое. После вчерашнего вечера настроение у него паршивое.
— А когда он вернулся? — поинтересовался Фабер.
— Понятия не имею. Шнуррбарт утверждает, что поздно вечером его вызывали в штаб полка. Шнуррбарт и Крюгер прождали его до двух ночи и лишь потом пошли спать. Вернулся он уже под самое утро. И никому ни слова. А ты случайно не в караул собрался?
— Нет, не сегодня. Мне заступать завтра в шесть утра.
— Да, самое время заступать в караул, черт возьми, — пробормотал Мааг, зажигая сигарету. — По мне, уж лучше простоять на посту всю ночь. Тогда, по крайней мере, с утра можно отоспаться.
Они вместе перешли улицу. Фабер хранил молчание, и хотя Мааг несколько раз пытался его разговорить, беседы так и не получилось. Наконец он остановился и произнес:
— Ладно, я иду домой. Мне заступать через час. А пока хочу немного вздремнуть.
— Это ты зря, — возразил Фабер. — Только голова будет болеть, когда придется вставать с постели.
Мааг оглянулся по сторонам. Они прошли приличное расстояние от домов, в которых была расквартирована их рота, и эта часть города была им незнакома. Вокруг высились четырехэтажные дома, судя по всему, пустые.
— Может, посмотрим, что там внутри? — предложил он. — Вдруг найдем что-то такое, чем можно поживиться.
— Это запрещено приказом, — ответил Фабер. — Или ты не слышал, что за мародерство будут строго наказывать?
— При чем здесь мародерство! Какая разница — положу ли что-то себе в карман или эту вещь разнесет на мелкие части во время обстрела?
— В первом случае это мародерство, во втором — судьба, — твердо ответил Фабер. — Я не хочу иметь с этим ничего общего.
Мааг презрительно покачал головой.
— Ну что ты за мужик? — раздраженно произнес он. — Ты что, никогда ничего не брал?
— Лишь тогда, когда вещь была мне по-настоящему нужна. А так — нет. К тому же здесь темно.
— У меня с собой фонарик.
— Еще нарвемся на фельджандармерию, — возразил Фабер. — Стоит им увидеть в окне свет, как они тотчас захотят узнать, в чем дело, и тогда неизвестно, чем все кончится. Прислушайся к моему совету. Зачем нарываться на неприятности?
— Ублюдки, вот кто они такие, — выругался Мааг в адрес жандармов. В душе он знал: Фабер прав. Он еще немного повозмущался себе под нос, а потом повернулся, чтобы уйти. Фабер последовал его примеру, и они вместе зашагали назад.
— Жду не дождусь, когда мы снова окажемся на передовой, — произнес Мааг. — А то здешняя жизнь у меня уже в печенках сидит. Не поймешь толком, где находишься: не то на фронте, не то в тылу. Да и начальству это сидение уже порядком поднадоело, вот они от скуки и пытаются то так, то этак отыграться на нас.
Мааг даже плюнул с досады, после чего угрожающе добавил:
— Когда здесь станет горячо, пусть они лучше не попадаются мне. Я им покажу! В два счета переломаю хребет!
— Не хорохорься.
— Ты на что намекаешь? — вспылил Мааг. — Да ты меня не знаешь!
— Верно, мы друг друга совсем не знаем, — задумчиво произнес Фабер.
Они замедлили шаг.
— И чего же мы друг про друга не знаем? — удивленно спросил Мааг.
Фабер засунул руки в карманы.
— Мы ничего не знаем друг про друга, — негромко произнес он. — За исключением разве что имен.
— Знаешь, а ты прав, — слегка растерянно согласился Мааг. И, немного помолчав, спросил: — Ты случайно не женат?
Фабер покачал головой:
— Нет, война помешала жениться.
— Вот и мне тоже, — мрачно кивнул Мааг. — Проклятая война. Если бы не она, то я бы…
Он осекся.
— В чем дело? — спросил Фабер.
Мааг натянуто рассмеялся:
— Да так, одна вещь. Видишь ли…
Он подождал, пока они перейдут улицу, и лишь затем заговорил снова:
— У меня есть девушка. А у тебя?
— Есть.
— И как ее звать?
— Барбара.
— Хорошее имя, — произнес Мааг. — А мою Моника.
Какое-то время они шагали молча. И все это время Мааг прокручивал в голове неожиданно посетившую его мысль. Он еще ни разу ни с кем не говорил о своей импотенции из боязни, что его засмеют. Но было в спокойной манере Фабера нечто такое, что располагало к себе. И Мааг подумал, а вдруг он ему поможет? Самое трудное — начать. Он несколько раз открывал рот. Наконец Мааг остановился и схватил Фабера за плечо:
— Ведь с тобой можно поговорить, я имею в виду по-мужски? — нерешительно спросил он.
Фабер заглянул ему в лицо — веснушки, что густо покрывали щеки и нос Мага, были различимы даже в темноте.
— Это почему же нельзя? Можно, конечно, можно, — ответил он.
— Вот и хорошо, — вздохнул Мааг. — Ведь ты, я надеюсь, уже был со своей Барбарой?
— Был с ней? Что ты этим хочешь сказать?
— Можно подумать, ты сам не знаешь, что, — и Мааг издал смущенный смешок. Он чувствовал себя еще более неуверенно и уже пожалел, что завел этот разговор. Тем не менее решил попытать счастья в последний раз.
— Не знаю, как в ваших краях это называют, ну, когда ты ложишься в постель с женщиной.
Лицо Фабера приняло каменное выражение.
— В моих краях в постель с женщиной ложатся лишь после свадьбы, — с чувством заявил он.
