Дорн посмотрел на него встревоженным взглядом:
— Что ты хочешь этим сказать? Видел русских?
— Конечно, видел. Пехота, танки, грузовики, целая армия.
На лице Дорна появилось испуганное выражение:
— На шоссе?
— Не в воздухе же.
— О господи! — пробормотал Дорн и почувствовал, что его ноги от страха наливаются свинцом. Мокрая военная форма показалась ему тяжелой, как рыцарские доспехи. Штайнер подтянул колени к груди и зажал между ними автомат.
— Что же в этом удивительного? — презрительно произнес он. — Это было вполне предсказуемо. Я ведь предупреждал вас, разве не так?
— Предупреждал, — согласился Дорн и сдвинул каску на затылок. — Значит, по шоссе нам уже не пройти?
— Я думаю, что русские вряд ли нам разрешат это сделать. Но нам в любом случае нужно пересечь шоссе.
— Но ты сам только что сказал, что русские…
— Нам придется подождать, когда движение на шоссе утихнет. Завтра утром на шоссе будет пусто.
— Но на это не стоит рассчитывать. Неужели никак нельзя обойти шоссе?
— Тогда придется проделать путь в два раза больше обычного. Если русские придут в Крымскую раньше нас, то мы погибли.
Спокойный тон Штайнера привел Дорна в паническое состояние. Он вытер тыльной стороной ладони лицо и, запинаясь, проговорил:
— Так что нам тогда делать?
Штайнер презрительно фыркнул:
— Ты слышал, что я сказал, нужно пересечь шоссе.
— А если нас увидят русские?
— Тогда мы похлопаем в ладоши и поприветствуем их.
Дорн закрыл глаза, прежде чем почувствовал, как на него нахлынула волна животного страха. Он представил себе, как него надвигаются колонны русских солдат, наставляя на него свои автоматы. Может быть, нам стоит бежать отсюда прямо сейчас, — подумал он. В этот час так темно, что русские не увидят нас. Эта мысль на какой-то миг придала ему уверенности.
— Почему ты хочешь ждать до утра? — спросил он Штайнера. — Было бы безопаснее уйти ночью, под покровом темноты.
— Я думал об этом. Не забывай, что мы находимся в незнакомой местности. Кроме того, если мы в темноте случайно наткнемся на русских, то можем перестрелять друг друга. Я долго думал и решил — мы перейдем шоссе перед самым рассветом. Мы должны видеть, куда идем.
Дорн устало пожал плечами:
— Как скажешь.
К тому времени, когда Шнуррбарт отправился на поиски Голлербаха и вернулся в блиндаж, оставшиеся солдаты уже сидели за столом. Среди них был и Штайнер. Даже не взглянув на него, Шнуррбарт почувствовал, что тот насмешливо улыбается. Он подошел к койке и сел на нее.
— Я слышал, что ты тут беспокоился на мой счет, — произнес Штайнер. Сарказм в его голосе вызвал у Шнуррбарта негодование. Негодяй, думал он, дрожа от ярости, подонок! Почувствовав себя болезненно униженным, он решил в будущем вести себя более сдержанно и принялся набивать трубку. Штайнер не сводил с него глаз. На его лице было написано выражение плохо скрываемого самодовольства. Немного помолчав, он повернулся к столу и разгладил лежащую на нем развернутую карту. Затем сделал знак солдатам, приглашая их подойти ближе.
— Далеко ли до Крымской? — поинтересовался Мааг, вытягивая шею и стараясь получше рассмотреть карту.
— Километров тридцать с небольшим. Если пойдем другой дорогой, то все восемьдесят.
— Значит, такой дорогой мы не пойдем, — заметил Крюгер.
Штайнер снова посмотрел на карту.
— Путь проходит по пустынной местности. По крайней мере, если судить по этой карте. Вот здесь протекает река. Местность сильно заболочена. Возникает большой вопрос: сумеем ли мы пройти по ней?
— Тогда пойдем по дороге, — предложил Крюгер.
— Конечно, — кивнул Керн. — По дороге идти лучше. К завтрашнему вечеру мы легко пройдем восемьдесят километров. Батальон тоже, наверно, уже прошел по ней.
— Не совсем так, — поправил его Штайнер. — Во-первых, батальон не шел пешком, а ехал на грузовиках. Во-вторых, я не уверен, что мы сможем беспрепятственно передвигаться по дороге.
— Почему? — спросил Керн, не сводя взгляда с карты.
Какое-то мгновение Штайнер пристально смотрел в его встревоженное лицо, затем встал и сказал:
— Русские блокируют шоссе. Это означает, что нам придется идти по лесам, но, прежде чем мы дойдем до них, нам все равно придется перейти шоссе.
С этими словами он закинул на плечо автомат и, подойдя к двери, открыл ее.
— Пошли! Всем держать короткую дистанцию, не рассредоточиваться! Идти тихо и не разговаривать!
Один за другим солдаты начали выходить наружу. Когда из бункера вышел последний, Штайнер ударом ноги опрокинул печку. Горячие угли рассыпались по всему полу.
Он вышел из блиндажа и закрыл за собой дверь. Солдаты ждали его в нескольких метрах от входа. Штайнер прошел вперед, и взвод пошел вслед за ним в направлении леса. Во время марша никто ничего не говорил. Шли молча. Через двадцать минут лес заметно поредел, а еще через пять кончился совсем. Когда взвод вышел на открытое поле, в лицо солдатам ударил холодный ветер с дождем. Пройдя всего несколько метров, все почувствовали, как на сапоги налипают тяжелые комья грязи. Идти при этом было тяжело, потому что движение немало затрудняли пулеметы и ящики с патронами. Каждый шаг по вязкой земле давался с большим трудом. Крюгер шагал следом за Голлербахом, неся на плече пулемет. Один раз он поскользнулся и упал. Поднявшись на ноги, Крюгер вытер с рук грязь. Эта паршивая война, подумал он. К нему подошел Шнуррбарт.
— Пошли! — сказал он. Дальше они пошли рядом и вскоре наткнулись на Голлербаха.
— Вот что бывает, когда спишь на ходу, — шепнул Голлербах, перебрасывая винтовку на другое плечо. Крюгер ткнул его кулаком в спину:
— Молчи. Эх, хотел бы я знать сейчас, сколько нам еще идти. Это чертово поле, похоже, никогда не кончится.
— Нам идти еще километров сорок пять, — ответил Голлербах и неожиданно остановился.
Крюгер ускорил шаг, догоняя кучку солдат, шагавших впереди него.
— Что, черт возьми, случилось?
Ему никто не ответил. Откуда-то спереди, из темноты, донесся гул моторов и скрип осей тяжело нагруженных машин. Иногда, заглушаемые порывами ветра, слышались человеческие голоса.
— Русские! — прошептал Голлербах.
— Целая армия, — запинаясь, пробормотал Керн и дрожащими пальцами потянулся за сигаретами. Когда он чиркнул спичкой, перед ним неожиданно вырос Штайнер, занесший руку для удара. Раздался сильный шлепок, вслед за которым полетел целый сноп искр от раздавленной сигареты. Керн издал сдавленный стон и прижал обе руки к обожженному рту. Все произошло так быстро, что остальные все поняли только после того, как Штайнер сделал шаг назад и поднял свой автомат.
