Штайнер повернулся к Шнуррбарту:
— Все в порядке?
— Да, — ответил тот. — Был, правда, момент, когда мы маленько перетрухнули, потому что нам казалось, что очень долго нет сигнала. Когда в воздух взлетели ракеты, честно тебе скажу — мы помчались со скоростью курьерского поезда.
Шнуррбарт принялся подробно рассказывать о том, как они переходили ничейную землю, однако Штайнер слушал его вполуха. Он вглядывался куда-то вдаль, испытывая странное чувство — ему казалось, будто он потерял что-то такое, что уже нельзя найти снова, но не знал, что именно.
Фабер молча поглядывал на него, затем подошел ближе и сказал:
— Я думаю, что было бы лучше, если бы ты прошел еще десять шагов вперед, прежде чем оглянуться.
— Что ты хочешь этим сказать?
— В детстве я как-то раз заблудился в лесу, — ответил Фабер. — Может быть, тебе известно, что это такое. Как бы то ни было, но утром отец нашел меня. Когда он привел меня домой, то сказал именно эти слова.
Штайнер покачал головой.
— Промолвил ворон, — произнес он и на мгновение замешкался. — Ты не хочешь перейти к нам, я хочу сказать, в мой взвод?
— Пожалуй, я перешел бы. Я подумаю.
— Отлично, — ответил Штайнер. — Я поговорю о тебе с Мейером. — Потянувшись к Фаберу, он взял его за руку и крепко пожал ее. Затем повернулся к своему взводу. — Пошли. Нужно доложиться Мейеру. Наверно, он будет недоволен, когда мы нарушим его сладкий сон.
Взвод зашагал к командному посту роты.
Когда Гауссер проснулся, то не сразу понял, где находится. До его слуха донеслось ровное размеренное дыхание Мейера. Он встряхнул головой. Они оба уснули в пулеметном гнезде вместо того, чтобы вернуться в свои блиндажи. Помимо удивления, вызванного собственным необычным поведением, он также испытал неловкость, когда поймал себя на мысли о том, что не может понять, что же именно разбудило его. Как правило, он безмятежно спал во время сильных артиллерийских обстрелов, и неудобное положение никогда не беспокоило его. Уже должно быть поздно. Он посмотрел на часы. Почти пять утра. Скоро рассветет. Он собрался было разбудить Мейера, но тот спал так крепко, что Гауссер решил не тревожить его.
Он встал и огляделся по сторонам. Неожиданно раздался какой-то шум. Двумя стремительными шагами Гауссер выскочил наружу, и его глаза тут же расширились от удивления. По траншее двигалась какая-то группа людей, которых сопровождали солдаты 3-й роты. Один из них радостно крикнул, подняв руку:
— Они вернулись, герр лейтенант! Обер-ефрейтор Штайнер вернулся!
Гауссер удивленно разглядывал солдат в русской военной форме. Он не мог понять сути происходящего до тех пор, пока один из этих солдат не вскинул в приветствии руку к пилотке. Кстати сказать, приветствие и поза, которую он принял, были преднамеренно небрежны и дерзки. Гауссер молча остановился и вернулся к пулеметному гнезду, где по-прежнему спал лейтенант Мейер. Он бесцеремонно схватил его за руку и поднял на ноги.
— Пошли! — крикнул он ему прямо в ухо. — Пошли, Мейер! К вам пришли гости!
С этими словами он вытащил все еще сонного командира роты наружу, где его ожидали улыбающиеся солдаты. Мейер сердито вырвался и огрызнулся:
— Вы с ума сошли, Гауссер! Какого черта?! — Слова как будто застыли на его губах, когда он увидел солдат в русской форме. Он инстинктивно схватился за кобуру. Гауссер быстро перехватил его руку:
— Спокойно, лейтенант Мейер! Вам, однако, не угодишь. Сначала никак не можете дождаться возвращения вашего, взвода, а теперь, когда Штайнер здесь, вы готовы стрелять в него.
— Штайнер! — выпалил Мейер и недоверчиво потер глаза и встряхнул головой. Штайнер, который также с удивлением разглядывал лейтенанта, неожиданно испытал целую гамму чувств, заставивших его в конечном итоге прикусить нижнюю губу, чтобы не сказать какую-нибудь сентиментальную глупость. Когда Мейер схватил его за руку, крепко сжал и довольно долго не выпускал, он на пару секунд закрыл глаза. Гауссер предпочел деликатно удалиться.
Пронзительный телефонный звонок пробудил гауптмана Штрански из глубокого сна. Неловко вставая на ноги в полной темноте, он наткнулся на стул, на котором лежала его одежда, и опрокинул его на пол.
— Черт побери! — ругнулся он и в сердцах ударил по стулу ногой и больно ушиб большой палец. Телефон продолжал звонить. С искаженным от боли лицом Штрански доковылял до стола, где стоял телефон, и снял трубку. Все еще дрожа от ярости, он грубо назвал звонившему свое имя. Когда он узнал голос Мейера, то ему сразу же захотелось швырнуть телефонную трубку в угол. Однако первые же слова командира роты мгновенно согнали с него остатки сна. Что он такое говорит? Вернулся Штайнер, привел с собой пленного и уничтожил командный пункт противника.
— Это реальный факт? — подозрительно поинтересовался Штрански.
Тон Мейера сразу утратил былую жизнерадостность.
— У меня нет привычки шутить в неподходящих для юмора обстоятельствах, — резко парировал он.
Штрански приказал Мейеру немедленно привести взвод вместе с пленным к его блиндажу и положил трубку. Какое-то время он сидел, погрузившись в раздумья, не зная, что делать дальше. Возвращение взвода означало возникновение целого ряда проблем. Главной из них было его опрометчивое обещание сразу же повысить обер-ефрейтора в чине. Было бы естественно, подумал он, сделать вид, что он просто забыл о разговоре с Мейером на эту тему. Однако лейтенант, несомненно, напомнит ему об обещании. Мысль о безрассудстве Мейера была гауптману даже больше неприятна, чем само повышение. Дело было не в правоте лейтенанта, а в том, что ему, Штрански, придется отплатить за эту правоту производством Штайнера в новый чин. Чем дольше он рассуждал на эту тему, тем больше крепла его неприязнь к командиру роты.
Штрански зажег свечу и оделся. Сейчас он повнимательнее присмотрится к этому типу по фамилии Штайнер. Если командир полка такого высокого мнения о нем, то не будет ничего необычного в том, что он, Штрански, проявит великодушие и присвоит Штайнеру очередное звание. Да, именно так — он сделает его штабс-ефрейтором.
Он едва успел застегнуть поясной ремень, как раздался стук в дверь. Гауптман быстро шагнул к маленькому окошку и выглянул в него. Уже рассвело. На бруствере окопа стояли несколько солдат, но Штрански видел лишь их головы. В холодном утреннем свете их лица казались серыми от усталости.
Выйдя наружу, гауптман увидел сияющее торжеством лицо Мейера и, чтобы сдержаться, прикусил нижнюю губу. Штрански поднялся по ступенькам и молча посмотрел на солдат. Они стояли, касаясь друг друга плечами и высоко подняв головы. Судя по всему, они понимали, что для них настал важный момент. На них все еще была русская форма. Брови гауптмана удивленно взлетели. Когда он обратился за разъяснениями к Мейеру, тот кивнул и улыбнулся:
— Я забыл упомянуть о русской форме, герр гауптман. Понимаете, они…
