Не давая ей прийти в себя, стал постукивать пальцем прямо по самому чувствительному местечку, легко-легко, сменяя это таким же почти невесомым поглаживанием. Она задышала часто, уже не скрываясь, заерзала бедрами в поисках большего нажима, отчего трение между нами становилось сильнее, терзая ее покрасневшие и припухшие соски с блестящими каплями металла, от вида которых у меня в башке грохотало и мутилось.
— Сильнее! — прошипела она сквозь зубы, но черта с два я послушался.
Она совсем откинула голову, закрывая глаза и подставляясь под мои поцелуи. Крутила бедрами, преследуя мои пальцы, но я не позволял ей добиться настоящего давления, ускользая.
— Сильнее же! Ну! — Она впилась ногтями в мою кисть, удерживающую ее запястья, и бессильно лягнула воздух, окончательно теряя контроль. — Мне не хватает!
— Еще как хватает! — проскрипел, соображая уже еле-еле, почему это я до сих пор не в ней по самые яйца.
— Нет! Нет! — задергалась она уже отчаянно, отрицая свою способность кончить так, но дрожь, охватившая тело выдавала ее с потрохами. — Сука ты!
Под моими пальцами между ее ног стало нестерпимо горячо и влажно. Роксана застонала сквозь сжатые зубы, но ее оргазм переломил упрямство, и она зашлась в крике, натягиваясь как струна.
Бля, как же эта катастрофа токсичная всегда кончает! Как будто вся разрушается, взрывается и меня заодно прихватывает. Каждой ее судорогой, всхлипом, гортанным стоном мне по голым нервам лупит.
Развернуть. Заставить упереться руками. Сдернуть штаны с бельем до колен. Загнать в это еще сладко сжимающееся тугое тепло себя под самый корень. Схватить за бедра, вжимая пальцы до белых пятен, что потом проступят следами моего обладания. И трахать, долбить, вколачиваться в нее, насаживать на себя уже и стоять не способную, кайфуя с того, как прогибается податливо, принимает всего, цепляясь тонкими пальцами за перила. Сама уже без сил, но все такая же жадная, ненасытная, как и я из-за нее.
Но нет. Тогда все насмарку, псу под хвост. Здесь другую точку ставить надо.
Поймал подрагивающую нижнюю губу Роксаны своими, приласкал, посасывая пирсинг, втянул ее в новый поцелуй. И она ответила сразу, пока еще толком ничего не соображала. И это было совсем не то обычное наше сражение ртов, так, словно нам нужно было ранить и сломить друг друга. Нет, всего несколько секунд, но в ее ответном поцелуе была нежность. Настолько шокирующая в ее исполнении, что я ощутил себя ею оглушенным сильнее, чем свирепствующей в моем теле похотью.
— Херня какая-то твое доказательство, — хрипло пробормотала вернувшаяся в ум погремушка. — Ничего оно не доказывает.
— Ай-яй, говорю же, что с правдой о себе у тебя как-то неправильно обстоит. Хочешь, пример подам, как более старший и мудрый в нашей паре? — Просто отпустить ее и поправить кружево на груди, когда пальцы аж крючит от потребности смять эту мягкую плоть, — тот еще пинок по яйцам. А уж убрать руку из теплого местечка между ее ног — пытка изуверская над собой.
— Нет у нас никакой па… — начала Роксана.
— Ты была права, и с Катей у меня был секс. Один раз, случайно, по пьяни.
— Будто не наср…
— А жена от меня действительно ушла, но не из-за кота или потому что я в общении плох. Я был тогда ментом-нищебродом, а она хотела «пожить». Хотя и в том, что в общении я не силен, тоже может быть часть причины.
— Ну и на кой черт мне эта твоя правда? — Расслабленность мигом слетела с Роксаны. Вот же девка — смена настроения от минуса к плюсу в полсекунды! — Думаешь, сейчас взрыдну и тебе все про себя выложу? До дна вывернусь? А хрен тебе!
Раздраженно сопя, она вывернулась из-под меня и, схватив шкуру, уволокла ее в дом. Сопи-сопи, погремушка, но я тебя доконаю. Прорвет.
Глава 17
Ежась от так и норовящих попасть обязательно за шиворот дождевых капель, я быстро топала по лесной дороге, которой не видно было конца и края. Почти весь первый час я пробежала, сколько потянула, пока в боку не начало адски колоть, а легкие огнем не загорелись. И только тогда перешла на быстрый шаг, как раз в тот момент, когда с неба стало нудно накрапывать. Уже сейчас подошвы ступней жутко болели, их намяло сквозь, оказывается, не такую и толстую подошву крупным, размером больше моего кулака, щебнем, которым здесь была отсыпана дорога. И как эта скотина гризли не пожалел свою бэху. Ненавижу его! Вот с самого начала ненавидела, но после вчерашнего мозготраха… Кто ему право на это давал? Мало ему было влезть в мою жизнь, утащить в дикую глушь, так еще вот эта вот вся херня… Я позволила ему иметь свое тело, нечего трогать все остальное! Мы причудой судьбы соседи, мы цапаемся, мы трахаемся, как сражаемся, на этом все! Мне не нужны его сраные разговоры по душам, в ж*пу эту проклятую заботу, к херам совместный сон, и уж точно на х*й то паскудное состояние, что охватило меня утром, когда проснулась лежащей голой на нем, таком же голом. Мои мышцы затекли, особенно шея, хотелось в туалет и пить… но в то же самое время не было ни малейшего желания сползти с чертового медведины, избавиться от этого неправильного чрезмерного контакта. Приподняв голову, я наткнулась первым делом на его заросший темной щетиной угловатый подбородок, только сейчас рассмотрев справа под челюстью шрам в виде полумесяца. Прошлась взглядом по лицу, от лба, что он мрачно хмурил даже во сне, к закрытым сейчас глазам, с недлинными, но необычайно густыми ресницами. У каждой из них был отчетливый выгоревший кончик, и непонятно с чего я залипла именно на этом зрелище. Нос крупный, с небольшой кривизной, похоже, ломаный. Вспомнилось, как ходят ходуном его ноздри, когда возбуждается, и тут же уставилась на его губы. В натуре, если бы они не принадлежали ему и он не кривил и не поджимал их постоянно, то так и напрашивалось — «бл*дские». Особенно после вчерашнего. Кожу на щеках, скулах, шее тут же стало настойчиво покалывать от фантомных ощущений его неторопливых, но абсолютно не поверхностных поцелуев. Не тех, что причиняют почти боль, давая всегда желанную мною остроту в том, чем и является секс — примитивным инстинктивным действом ради получения сиюминутного удовольствия. Этот гад меня ласкал, вкладывая в каждое касание губ что-то… не хочу даже знать что! Мощное, глубокое, слишком интенсивное для того, что я была готова от него принять… стерпеть. И меня этой лаской пробрало так, как не должно было. Не со мной. Невозможно. Все эти нежные касания — не мое! Но будто всего было мало, так он еще и не стал продолжать. Заставив меня кончить, полез со своими сраными откровениями про ту телку из супермаркета, будто я и так не просекла, что она потекла, увидев его. Понравилось, сучка, как натянул разок, и захотелось повторения? Не была бы я собой, сказала бы, что могу понять, как самка самку, а так пошла ты! И жена его пошла! Овца меркантильная! Небось какая-нибудь вся из себя принцесска распрекрасная была. Глазки наивные в пол-личика, губки подрагивающие, красота неземная, и любил гризли ее до соплей, раз от моей подлой шпильки так торкнуло, что решил мне устроить сеанс альтернативного секса. В память о потерянной любви, да, медведина? Приспичило сделать это сладко и нежно, а потом вспомнил, где ты и с кем? Пошел и ты! Да все вокруг пошли! И то самое херово затмение пошло, от которого я, лежа на нем, чуть не полезла поцеловать. Втянуть прижало эту его прокушенную мной губу, облизать, скользнуть языком в жар рта, ловя жадно тот момент, когда он начнет пробуждаться и отвечать. Толкать свой язык мне навстречу, сразу же отнимая инициативу, стремительно твердея под моим бедром, облапывая своими ладонями-лапищами задницу и грудь, искушая взобраться на себя. Тереться, добиваясь полной эрекции, а потом насадиться враскачку — его ведь не принять с налету. Смотреть, как его торкнет от одного только проникновения в меня, зашипит или застонет, глаза закроет, сдаваясь и хапая воздух, или же станет пялиться бесстыже и неотрывно, как всаживает мне. Мне реально захотелось узнать, как это будет… между нами. Длилось это пару секунд, а потом пришла паника, а за ней и злость. Ничего из этого чувствовать мне и на хрен не надо! Даже предвестников чего-то такого.
