Толик, боюсь нам встречи с тобой никак не избежать. Она мне прямо-таки уже необходима, а как отказать себе в самом необходимом? Себе и моей погремушке.
— Я дальше не очень хорошо помню какое-то время… Миргородский со своим охранником меня домой затащили, он мне оплеух отвесил от души, назвал… ну, как заслужила — тупой мелкой шлюхой. Верещал как резаный, что дед, материн отец, его за этот мой залет в землю зароет, не найдут. А я все выла, у меня же, бля, все, жизнь кончилась, Толик мой распрекрасный бросил меня. Оте… Миргородский звонил кому-то, о чем-то договаривался. Появился дядька незнакомый в белом халате, начал бормотать, сюсюкаться со мной. Типа сейчас укольчик сделаем, потерпи, успокоишься, и все пройдет. Ширнул меня чем-то. Проснулась я уже в больнице. В отдельной палате дурки, кстати. На всякий случай они меня туда заперли, ага. Ведь если бы я с собой чего сделала, узнав, что у меня не только ребенка уже нет, но и больше не будет, потому что во время чистки что-то, сука, пошло не так, то дедуля бы их точно прикопал. Полечили меня пару месяцев, ну и отпустили с богом. Миргородский велел и не думать деду заикаться об этой истории, даже если попробую — он будет все отрицать, никаких концов не найдет. Ничего не было. Ничего не было, гризли, ясно? Не было и не будет. Мне это через пару лет доктора подтвердили. Так что отвали ты от меня уже.
Отвернувшись к стене, она поджала колени к животу, сворачиваясь почти в комок, и закрыла глаза. Я погасил свет, поднял ее, и улегся, укладывая ее, такую сейчас мелкую, на себя. Укрыл нас, оборачивая Роксану под одеялом своими руками, и так мы и заснули. Надо отдохнуть, у меня ведь внезапно тут дел на ближайшее будущее образовалось невпроворот.
Глава 19
С какой стати я вчера все ему вывалила? Эта мысль была первой при пробуждении, еще аж до того, как я открыла глаза. Никогда и никому, даже Антохе я не рассказывала об этом позорном эпизоде своего прошлого, а тут разнылась, как конченая слабачка, и всю подноготную вывернула. Нажаловалась на судьбу-злодейку, как прямо классическая барышня в беде и обидках. Зачем? Мне что, жалость его нужна? Ни черта. Ни его и ничья другая. Понимания от него захотелось? В чем? Типа я не просто сама по себе какая-то шумоголовая стерва, а у меня есть причина и оправдание? С хера ли мне оно вообще нужно? Он мне кто? Человек, чье мнение обо мне имеет хоть каплю значения? Ага, сейчас. Мне вообще плевать на то, кто, что и насколько плохо обо мне думает. Наоборот, мне чем хуже, тем лучше — держаться будут подальше. А чем все дальше, тем спокойнее. Безопаснее. Если никто к тебе не близок, то у него и не появится никогда шанса задеть тебя, на*бать, внушив доверие, заняв в твоей системе координат некое якобы постоянное место.
— Кончай сопеть и надумывать, Роксана, — раздался голос гризли неподалеку, хотя его шагов я не слышала. Бесшумный, смотри, какой гад. — Вставай, у нас есть чем заняться.
— Думаю, чтобы заняться тем, чего ты от меня действительно хочешь, мне как раз можно не вставать. Или в постели тебе не по приколу трахаться?
— Мне с тобой любиться везде и по приколу, и в кайф. Но для начала нужно тебя накормить, прогулять и развлечь.
— Ты меня точно со своим страшнючим кошаком путаешь. Обидно даже. Хотелось бы верить, что я посимпатичнее его буду.
— Напрашиваешься на комплименты?
— Ну я же все же особь женского пола, куда уж без этого, — ответила, открывая наконец глаза и потягиваясь.
— Ты не симпатичная и быть такой совсем не хочешь. Но я только смотрю на тебя — и становлюсь как совсем без руля и тормозов. И ты это прекрасно видишь. — Он поднял глаза и глянул на меня кратко, но… блин, даже не знаю, как назвать это. Весомо. Физически ощутимо.
От его слов у меня мигом заметно потеплело и жадно потянуло в низу живота и в районе груди и почему-то не родилось едкого ответа, чтобы огрызнуться и притушить это ощущение в себе. Я вообще хочу это делать? Меня ведь реально так вставляет от того, как его завожу, от того, что он и не делал попыток скрыть это. Меня до дрожи возбуждало его необузданное желание ко мне. Настолько сильное, что мои попытки оттолкнуть, оскорбить, уязвить не срабатывали. Он плевал на них, делая мои усилия бесполезными. Хотел и брал, не оставляя мне выбора сопротивляться собственному влечению к нему. Это все было настолько по-настоящему, слишком открыто, явно, что в кои-то веки я пугалась. Как бы я ни старалась, дуболом гризли как и не замечал моих усилий держать его подальше. Пер напролом. А меня это возбуждало. Дико. Необъяснимо.
Прищурившись, я посмотрела на Яра, возившегося с какими-то палками, похоже, удочками.
— Не переживай, такое быстро проходит, — фыркнула я из чистого упрямства. — Типа как острый кризис у болячки, знаешь? Или помрешь, или быстро выздоровеешь.
— Без или, погремушка.
— Это как?
— Помирать мы не будем — хорош уже. Выздоравливать станем. Вдвоем.
Я снова покосилась на него, не спеша вылезать из-под одеяла. Широченные плечи, натянувшие даже такую безразмерную серую футболку, куда три меня войдет, мощная шея, угловатый, изрядно заросший подбородок, оставивший вчера на коже моих бедер и живота потертости, что до противного приятно слегка зудели сейчас, будто намекая, что неплохо бы повторить. Нахмуренные густые брови, бритая черепушка, глаза глубоко посаженные, умеющие зыркать то злобно, то жарко, так что всегда пробирает до печенок. Крупный нос, с заметной ломаной горбинкой и такими «живыми», запросто выдающими его состояние ноздрями. И такие мягкие, казалось бы, совсем на этом жестком лице не родные очертания полноватых губ. Чертовы губы!
— Что? — спросил гризли, вскидывая голову и ловя меня на… рассматривании? Я вроде его уже успела вдоль и поперек рассмотреть. Ну и чего тогда пялюсь?
— Да вот размышляю, психанешь ли ты, если я тебе сама как-нибудь на лицо сяду.
Его руки замерли, спина выпрямилась, ноздри заплясали, выдавая зачастившее дыхание, а мои внутренние мышцы отозвались внезапным спазмом.
— Вот сделаешь, и узнаем.
Я села на лежанке, нарочно показывая ему себя. Утренняя прохлада защекотала кожу, порождая мурашки и заставляя затвердеть соски.
— Встает от мыслей об этом? — усмехнулась коварно.
— У меня встает от любых мыслей о тебе. А теперь одевайся, умывайся, ешь, и пошли. А то утренний клев пропустим.
— Что пропустим?
— Утренний клев. У нас с тобой сегодня рыбалка. Пикник на природе. Любишь запеченную на углях рыбу?
— То есть я тебе тут открыто предлагаю начать утро с перепиха, а ты меня за какой-то вонючей рыбой тащить собираешься?
— Ожидание делает все только слаще, Роксана, — с заумным видом провещал медведина, но клянусь, я заметила озорные огоньки в его глазах. Что за фигня? Это я тут та, кому положено дразнить. — А рыба будет просто потрясающей, поверь.
— Настолько, что стоит отказаться от секса?
