– Не… на… – Катька дернулась поджаться, соскочить с моего языка и пальцев, но хрен я дал, заработав интенсивно и там, и тут.
Завсхлипывала, затряслась, насаживаясь в ответ. Как только уловил это предельное напряжение, выпрямился и опять засадил на полную.
Долбил-долбил-долбил под ее вскрики, скулеж и свои финальные хрипы. Да, вот оно то самое, сука, желанное так, полное временное уничтожение мозга взрывом. Когда приходишь в себя обвисшим, как тряпка, навалившимся на девичье хрупкое тело и, похоже, с ручьем потекшей от полной, прямо-таки тотальной расслабухи, слюны. Вот почему трахаться в такие моменты лучше сзади. Ну ни хера ты не брутальный мачо и не *барь-террорист, когда тебя настолько вставило, что обратно частей себя сразу и не соберешь. Когда меня так молнией разбивало? Да хер знает.. .с Юлькой по первости, может. Уже и не помню. В любом случае дело тут не в бабе, а в том что от предыдущих обстоятельств так вштырило, естественно. Я-то себя знаю.
– Боев, сползи, а? – прохрипела моя загадка, брыкнувшись подо мной.
Зараза, ребра же ее!
– У-ум-м… угумс, – проворчал я недовольно из-за того, что от ее ерзанья обмякший член выпал из уютненького тепла.
– Боев, нам бы поговорить надо.
Вот, бл*дь, замечательно! Мне сейчас прямо самое то, разговоры эти.
Вот почему я в большой степени и предпочитаю отношения «я тебе бабки, ты мне молча сосешь». Все эти «нам надо поговорить» п*здец как портят мою прекрасную картину мира.
– Угу, надо, – не открывая глаз, согласился я.
Настал тот самый звездный час для заготовленной давно речи. «Я не создан для верности, и либо бери, что есть, либо досвидос».
Ага, еще и не забыть упомянуть, что вообще-то для всех до нее просто «досвидос» без всяких либо.
– Слушай, я ужасно благодарна и за заботу, и вещи все эти… Как только обналичусь, все верну до копейки... А секс… Это ты не представляешь, что для меня открыл… Но я не останусь, ты же понимаешь?
Что, бля?
Глава 20
Мои ощущения просто не поддавались пока объяснению. Боев буквально на части меня разнес, растрахал в мелкие осколки, лишив на время способности соображать, не позволив хоть что-то контролировать. Не оставил мне и шанса как-то воспротивиться всей той мощи удовольствия, что обрушил на меня, практически раздавливая, выжимая до капли меня прежнюю, вообще меня. Та, что извивалась, билась, кричала до хрипа, принимала его чуть не разрывающего пополам и кайфующая от этого, будто и не я была. И все было хорошо до такой степени, что я только и могла поначалу лежать и ловить жаркий, пропахший нашим сексом воздух, бездумно пялясь в потолок спальни. Какая запредельная степень этого «хорошо» мне прежде неизвестная. О таком даже не фантазируешь, потому что и знать не знаешь, что такое возможно в принципе.
Хотелось почему-то плакать, полезть к нему обниматься, поцеловать его… И вот как раз этот импульс живо отрезвил. Давно, еще когда только начался мой ад с Вознесенским, я дала себе слово, что сама поцелую только своего настоящего любимого. Время спустя, пройдя через все, когда Дмитрий не оставил в моем теле ни единого уголка, который бы не обгадил своим присутствием, это стало казаться таким наивным и глупым. Но оставалось при этом такой лазейкой для моего сознания. Последней опорой. Сказочным оберегом осколков живого во мне. Чем-то, до чего он так и не добрался, не растоптал.
Я поцелую только любимого. Своего настоящего.
И плевать, насколько это по детски. Плевать, что грезы об этом моменте уже столько времени перестали и посещать меня, утешая хоть как-то.Плевать, если такой человек так никогда и не случится в моей жизни.
Я поцелую только любимого или никого. Не в губы. Не в душу, с такой же распахнутой с полным доверием душой навстречу.
А Боев… нет. Он, безусловно, не Вознесенский, но общее у них есть однозначно. Они из разряда людей, кто берет у тебя. Берет, чтобы потом рассчитаться, а не отдать в ответ. Платит он, пусть и удовольствием, а не только бабками, как Димасик, но именно платит, ничего не отдавая от себя самого.
– Больно сделал? – приподнял голову Андрей.
Только лежал абсолютно расслабленный, как пригревшийся большой котяра на солнышке, но стоило мне заговорить, и он весь мигом напрягся. Подобрался, опять обращаясь настороженной клыкастой зверюгой.
– Есть немного, но…
– Прости, девочка, я слегка не в себе был. Больше так не будет.
– Зря. Мне все понравилось.
Он хмыкнул, типа кто бы сомневался. Наверняка это очень здорово – быть настолько уверенным в своих способностях доставлять партнеру удовольствие. Пусть и сам партнер для тебя нисколько не значим.
– Тогда куда резко засобиралась?
– Почему резко? Я просто к тому, чтобы у нас ясность была.
– Ясность я люблю.
– Ну вот потому и говорю, что не останусь.
– Вот как? И куда собралась?
– Все равно, – пожала я плечами. – Я пожить хочу.
Распробовать вдоволь свободу, побыть просто нормальной, той, кто может идти куда хочет, говорить с людьми без высочайшего позволения, улыбаться, делать все то, что делают мои ровесники. Не быть больше вещью, телом, которое берут без согласия. Не важно, с удовольствием для меня или без, но потом, в этой моей новой жизни больше так не будет, сколько бы она ни продлилась. Мне так много нужно успеть сделать.
– Ну так и живи, я разве против. Со мной, – хохотнул Боев, потягиваясь, но почему-то мне все это почудилось чуть наигранным.
– Тебе-то это зачем? – поддержала я это его псевдовеселье, на всякий случай отодвинувшись. Вдоль позвоночника как холодком повеяло, а я свою интуицию знаю.
– Как зачем? Домой пришел, а тут девочка горячая, на все согласная дожидается. Удобно же. Обоим.
– А захотел – и не пришел, да? – сама не поняла, что меня за язык это ляпнуть дернуло.
Но эти его слова… я вдруг себя снова ощутила, как только из-под Дмитрия. Только что на коже был пот, его, мой, как свидетельство пережитого вместе удовольствия, и хоп! – опять липкое позорное дерьмо.
– И это тоже. – Андрей сел прямее, смотрел мне в глаза пристально и как-то… злился, что ли? – Если девочка горячая, послушная, а еще и понятливая, то вообще можем замечательно зажить. Я ведь еще и не жадный, разве что до секса.
– Думаю, тебе найти такую труда не составит.
– А ты не такая? – прищурился Боев, так, словно целился в меня. – А мне показалось, что очень даже да.
– Нет. Я не останусь, – отвернулась, уходя от его прямого острого взгляда. Нет дела, какой он меня считает.
– Что, пересидишь до возвращения Шаповалова, а потом куда? – Вот теперь я точно видела, что он злился.
Я знала только одну защиту от злости. Затаиться и дать прокатиться ей через себя, перетерпеть. Все когда-то заканчивается. Поэтому просто уставилась в потолок и промолчала.
