Ладно, достаточно. Когда откроем дверь, я пойду первым, а там уж выходим по одному. Найл, пойдешь замыкающим. Оружие поставить на единицу, но без моей команды не стрелять. Криспин, отодвигай кресло. А ты, Милон, открывай дверь.
– Стой… – проговорил Найл.
Разум его все еще улавливал биение энергетического пульса, поэтому он почуял, что сейчас произойдет, еще прежде, чем брюнет сделал шаг к креслу. Это напоминало едва уловимое дыхание ветра, предвестье урагана. Найл инстинктивно сжал волю, готовясь принять удар, поэтому, когда спустя мгновение мышцы стылым металлом сковал паралич, разум уже собрался словно в кулак.
В это отчаянное мгновение в мозгу успело мелькнуть, что Доггинз прав: действительно напоминает приказ, резкий окриком раздающийся в недрах сознания.
И хотя мышцы свело, как от броска в ледяную воду, воля осталась неуязвимой. Найлу стоило немалых усилий сдвинуть предохранитель жнеца – враз онемевшие пальцы шевелились вяло, как во сне, – но тем не менее, это удалось.
В дверь толкнули с такой силой, что тяжеленное кресло, почти что вплотную припертое к ее ручке, юзом отъехало в сторону. Найл спокойно дожидался, зацепив пальцем спусковой крючок. Мельком глянул вбок на Доггинза. Лицо у него перекосилось и дрожало от мучительного напряжения, губы топорщились над стиснутыми зубами. Он походил на атлета, пытающегося поднять огромный вес. Вот рука у него дернулась, и из дула вырвался голубой сполох, прорезав спинку кресла и дверь. Спустя секунду в расширившийся проем пальнул и Найл.
Нагнетаемая тяжесть мгновенно исчезла, освобождая от невидимых пут. Найл, едва не потеряв равновесие, кинулся вперед и пихнул кресло обратно к двери. Это он проделал свободно, не встретив сопротивления.
Остальные шатались как пьяные, кое-кто свалился на пол. Доггинз повернулся к своим с широкой улыбкой:
– Порядок, парни! Один-ноль в нашу с вами пользу!
Голос, правда, был напряжен, прерывался. Лицо у него неожиданно посерело, он, качнувшись, попятился и тяжело сел.
– С тобой все в порядке? – встревоженно спросил Найл.
– Все просто прекрасно, – вымолвил Доггинз. кивнув. – Дай мне минут пять, и будем готовы к отходу.
– Ты собираешься наружу? – изумился Найл.
– А то как же! Нам что, весь день здесь торчать?
Доггинз закрыл глаза и запрокинул голову.
Крючковатый нос придавал заострившемуся лицу мертвенное выражение.
В течение пяти минут никто не обмолвился ни словом.
Все, держа оружие наготове, смотрели на дверь, и Найла поразило: решительно никто не выглядел напряженным или испуганным.
В положении, когда людям грозит смертельная опасность, не было места сомнениям или колебаниям.
Все тревожно вскинулись: послышался короткий скрип.
Следом донесся звук шагов, кто-то спускался по лестнице. В дверь постучали, и послышался голос:
– Смею ли войти?
– Это Каззак, – узнал Найл.
– Ты один? – спросил Доггинз.
– Да.
Доггинз сделал знак Уллику, и тот, сдвинув кресло, приотворил дверь. Снаружи стоял уже день. Каззак, входя в комнату, с улыбкой поклонился.
– Я – Каззак, управитель. – Он наделил Найла приветливоироничной усмешкой. – Я догадывался, что застану тебя здесь. – Доггинз встал на ноги.
– А это, очевидно, господин Доггинз? Можно ли присесть?
Кто-то поспешил подтащить кресло. Было заметно, что величавость Каззака, а также явное отсутствие страха немедленно произвели впечатление на молодых людей. Управитель опустился в кресло аккуратно, с достоинством. Доггинз тоже сел.
– Я выступаю как посланник пауков, – отрекомендовался Каззак. – Сюда я пришел, чтобы передать вам их предложение. Они просили сказать, что вы совершенно свободны и можете идти.
Его слова вызвали замешательство. Доггинз, не веря ушам, спросил:
– Ты хочешь сказать, мы можем отправляться домой?
– Именно. Только с одним условием. Вы должны сдать все свое оружие.
Доггинз размашисто мотнул головой.
– Ни за что.
Каззак, казалось, был слегка удивлен.
– Позвольте спросить, почему?
– Потому что я им не доверяю, – отозвался Доггинз. – Нам никогда не удастся выбраться из этого места живыми.
Каззак покачал головой.
– Вы ошибаетесь. – Он сказал это с глубокой убежденностью; Найл понял, что искренне. – Если вы сдадите оружие, пауки пойдут на компромисс с жуками-бомбардирами. А потом это уже будет для них делом чести. Безопасность вам будет гарантирована. У них нет желания начинать войну.
Найл:
– Если мы сдадим оружие, им не потребуется ее начинать. Нас просто уничтожат в любую минуту, вот и все.
Каззак кивнул.
– Логично. Но я абсолютно уверен, что они выполнят свое обещание.
– Откуда у вас такая уверенность? – осведомился Доггинз.
– Потому что я убежден: пауки хотят мира.
– Боюсь, наш ответ будет отрицательным. Ясно было, что Каззака это не удивило.
Некоторое время он напряженно думал, хмуро уставясь в пол.
– Получается, вы собираетесь уничтожить пауков?
– Нет. Мы хотим мира.
– Они предложили вам мир.
– Но на их условиях. Они могут передумать, если мы сдадимся.
– Я полагаю, вы заблуждаетесь. – Найл видел, что он все так же искренен. – Тем не менее, позвольте мне предложить еще и такой вариант. Допустим, мы приходим к соглашению уничтожить это оружие, чтобы им не завладела ни одна из сторон. Вы пошли бы на это?
Доггинз долгое время взвешивал, затем он (Найл так и знал) покачал головой:
– Нет.
– Осмелюсь спросить, почему?
– Потому что, пока оно у вас в руках, мы можем чего-то требовать. За него поплатились жизнью трое наших людей. Разве это можно сбрасывать со счетов?
– Оно стоило жизни и семерым паукам (вот это осведомленность!). Почему бы не считать, что вы квиты?
Доггинз ровным, терпеливым голосом отвечал:
– По очень простой причине. До этого момента ты был раб и я раб. А вот теперь нас рабами уже не назовешь.
– Я не чувствую себя рабом. – По тому, как Каззак согнал складки со лба, можно было судить, что такое замечание уязвило его.
Доггинз упрямо покачал головой.
– И все же ты раб, точно так же, как я – раб жуков.
У Каззака побагровела шея.
