– Вроде нет… Тогда ты не веришь, что я еду к Розалии Витальевне?
– В этом я не сомневаюсь.
– Тогда чего это творится с твоими глазами? – спросила она подозрительно.
– Ничего с ними не творится, – успокоил он её, – просто погода за окном отличная, и у меня хорошее настроение.
– Ну-ну, – сказала она и направилась к двери.
Розалия Витальевна Понамарёва оказалась седовласой дамой с королевской осанкой. Её возраст было трудно угадать даже проницательной Мирославе.
Она внимательно оглядела детектива строгими серо-голубыми глазами и улыбнулась. Мирослава ей понравилась.
– Проходите, пожалуйста, в гостиную.
Мирослава послушно отправилась в направлении, указанном хозяйкой, и скоро оказалась в большой, несколько старомодной, но уютной гостиной.
В интерьере комнаты преобладал бархат светло-горчичного цвета. Из него были шторы на окнах, скатерть на круглом столе с гнутыми ножками, на большом диване и на двух креслах. Дополнением служили небольшая горка с красивой посудой, кажется, чешского и немецкого производства советских годов. Половину стены занимал книжный шкаф до потолка. По затёртости большей части из них было видно, что книги читались, и, возможно, даже часть из них досталась хозяйке от её родителей или даже от дедушки с бабушкой.
– Значит, вы детектив? – спросила хозяйка дома.
– Значит, – улыбнулась Мирослава. – Инесса сказала мне, что вы были близкой подругой её бабушки.
– Да, это так.
– И я благодарна вам, что вы не отказались принять меня в своём доме.
Женщина тихо вздохнула, и Мирослава встревожилась, бросив на неё быстрый взгляд.
– Я надеюсь, что вы простите мне мою недоверчивость, – сказала Розалия Витальевна, – когда вы мне позвонили, меня охватили смятение и сомнение, думаю, вполне простительные в моём преклонном возрасте. Чтобы их развеять, я позвонила Инессочке и спросила её, правда ли, что она наняла детектива. Девочка подтвердила это и просила меня ничего не скрывать от вас и отвечать правдиво на все ваши вопросы.
Волгина кивнула в знак того, что она прекрасно понимает волнения женщины и одобряет её бдительность.
– Вы предпочитаете кофе или чай? – спросила Розалия Витальевна.
– Если можно, то чай.
– Конечно, можно, сейчас я уберу скатерть и накрою на стол.
– Розалия Витальевна, а может быть, мы лучше переберёмся на кухню? – предложила Волгина, – чего посуду туда-сюда таскать…
– Вы думаете? – с некоторым сомнением в голосе спросила Понамарёва.
– Я даже уверена в этом, – улыбнулась Мирослава.
– Ну, что ж, – кивнула Розалия Витальевна, – мы с Катей тоже чаще всего чаёвничали на кухне.
– Вот и хорошо…
Вскоре уже обе женщины – молодая и пожилая – расположились за кухонным столом, накрытом скатертью с цветущими подсолнухами.
Чайник вскипел, чай был разлит по вместительным чашкам, пирог с капустой нарезан, мармелад насыпан в вазочку, варенье трёх сортов разложено по розеткам.
От сахара Мирослава отказалась. А Розалия Витальевна положила в свою чашку две ложки с горкой.
– Я так поняла, – заговорила Розалия Витальевна, – что у полиции не очень-то получается найти убийцу Катеньки.
– Они стараются, – ответила Мирослава.
Понамарёва задумчиво кивнула.
– Розалия Витальевна, вы ведь хорошо знали Екатерину Терентьевну?
– Ну, ещё бы!
– Скажите, она была доверчивым человеком?
Женщина повертела в руках наполовину опустевшую чашку и ответила:
– Я бы так не сказала.
– То есть она не могла открыть дверь совершенно незнакомому человеку?
– Думаю, что нет, если это не полицейский, почтальон, работник одной из коммунальных служб.
– А им открыть дверь она могла?
– Наверное. Ведь мы все выросли в доверии к государству. А все эти люди как раз его и олицетворяют, особенно в глазах стариков, коими мы с Катей и являемся. – Розалия Витальевна быстро отвернулась в сторону и смахнула слезинку с глаз. – Простите, – сказала она, – никак не могу привыкнуть, что Катеньки нет в живых.
– Я хорошо понимаю ваши чувства, – тихо обронила Мирослава.
– Катенька очень любила Инессочку и всё никак не могла дождаться её свадьбы. Вот и не дождалась…
– Это печально. Но у Инессы хороший жених, и они непременно будут счастливы.
– Да, конечно, – улыбнулась Розалия Витальевна и оживилась: – А вы знаете, ведь Катенька сшила Инессе свадебное платье!
– Она хорошо шила?
– Да что вы, она же всю жизнь в ателье проработала!
– Да, Инесса говорила мне.
– Катя звонила мне накануне и говорила, что им с Инессой теперь осталось обсудить платье на второй день празднования.
– После замужества Инесса собиралась перебраться к жениху?
– Увы! У Глеба пока нет своей квартиры. Вернее, есть, но родительская. А Инесса не хотела жить с чужими людьми, – Понамарёва запнулась, – наверное, я неправильно выразилась, родители Глеба, конечно, совсем скоро станут ей родными. Но дело в том…
– В чём – Инесса и со своими родителями после замужества не хотела жить. Они оба с Глебом считают, что молодые должны жить отдельно.
– То есть они собирались снимать квартиру?
– Нет! Это очень дорого.
Мирослава вопросительно посмотрела на женщину и та объяснила:
– У Кати была хорошая двухкомнатная квартира, впрочем, она и есть, хоть и без Кати теперь, – тяжело вздохнула Розалия Витальевна и продолжила: – После свадьбы Инесса и Глеб должны были переехать в неё.
– И жить с бабушкой?
– Нет, Катя должна была переехать к дочери.
– То есть к родителям Инессы?
– Да. Представляете, как всё хорошо складывалось? Молодые живут отдельно. Дениска, Катин внук, под присмотром бабушки. Потом, Тонечка выбилась в начальницы и домой приходит с работы поздно. А Катя могла бы по магазинам пробежаться, обед, ужин сготовить и прибраться. Ну, всё по хозяйству. Вы понимаете?
– Да, конечно.
– А теперь и не знаю, как они будут, – вздохнула женщина.
– А Аркадий Семёнович не возражал против того, чтобы тёща жила с ними?
– Аркаша-то? – удивилась Розалия Витальевна, – а ему-то что? Квартира у них большая, четырёхкомнатная, и прихожая, как холл, хоть в футбол играй.
– Но всё-таки это не очень удобно, когда в доме посторонний человек.
– Да какая же Катя ему посторонняя? Тёща, считай, вторая мать, – улыбнулась Понамарёва.
