Глава 35
— Рина, ты как? Что-то болит? — в который раз спросил брат, косясь на растрёпанных раксашов.
— Всё нормально, — я старалась не показывать, что идти ровно мне очень сложно, — Принеси мне одежду, пожалуйста.
Рестар облегчённо вздохнул и поторопился уйти. Покачав головой я пожурила охранников:
— Зачем вы его пугаете? Знаете же, что ваш вид устрашает.
— Он будущий император и должен привыкнуть. Повелитель нас не боится.
— Закрыли тему, — рявкнула я и охнула от слишком резкого движения.
Мне не хотелось слышать о нём и уж тем более говорить. После того дня, когда я позорно лишилась чувств на виду у аристократии высших прошло несколько утомительных месяцев. Первое время я ненадолго приходила в себя и вновь отключалась, плавясь от боли и распирающей меня изнутри энергии. Мечась на влажных простынях, в полутьме душных покоев я кричала что-то бессвязное, бормотала полузабытые молитвы, звала сорвавшимся голосом на помощь, проклинала… К моему счастью не все понимали мой язык. Отец понимал. В одном из воспалённых воспоминаний он склонялся надо мной, являя осунувшееся лицо с лихорадочно светящимися глазами. Попытавшись снять с меня ошейник он понял, что замок ему не поддаётся и ушёл прочь, преследуемый моим злобным смехом.
Проклятую полоску пытались срезать, но только распороли мне шею и это спасло меня. Получив повреждение моё тело среагировало выплеском энергии и залечив рану я затихла, забывшись поверхностным сном, первым за несколько суток. С того момента начался мой персональный ад. Привязав меня к кровати отец собственноручно надрезал мои мышцы вдоль волокон с мастерством пыточного мастера, вырывая из моей груди яростные крики и проклятья, но всё же сквозь пелену боли я ощущала, что напряжение рвущее меня изнутри спадало. Спустя череду безумных дней, когда повелитель привычно сгорбившись вошёл в комнату, то застал меня стоящую напротив открытого окна. Рарк напрягся и я ухмыльнувшись покачала головой.
— Убивать себя не собираюсь, — он выдохнул и хотел подойти, но я выбросила в его сторону руку, — Хватит с меня твоего участия. Дальше я буду истязать себя сама. Или так понравилось?
Я поняла, что ему больно даже не успев договорить, но не могла и не хотела жалеть того, кто сделал всё это со мной.
— Ты умирала, — хрипло сказал он, опускаясь в кресло.
Хмурое лицо казалось старше и жёстче. Тёмные тени залегли под усталыми глазами, губы сжались кривой линией, волосы свалявшимися патлами беспорядочно торчали в стороны. Он беспокойно сжимал в ладони рукоять стилета, которым раньше чертил на мне порезы.
— Отдай его мне, — попросила я и отец протянул мне оружие держа за лезвие, — Хочу помнить чем оборачиваются добрые намерения.
Мужчина вздрогнул как от удара и прерывисто дыша вскочил на ноги. Ко мне пришло понимание, что после всего случившегося я не испытываю в отношении его страха, впрочем как и других чувств. Осмотрев собственные ладони невольно вздрогнула поняв, что истончившиеся пальцы и выступающие под кожей вены принадлежат мне. На заострившихся плечах висела туника пропитанная потом и я передёрнувшись представила как убого должно быть выгляжу. Сделав вид, что не замечаю следящего за моими движениями повелителя я отыскала дверь в ванную и закрыла перед его носом.
— Рина, — он нетерпеливо толкнулся в деревянную поверхность, — Ты слишком слаба. Тебе нужна помощь.
— Мне нужно, чтобы меня оставили в покое, — раздражённо бросила я и зайдя в душевую добавила, — И позаботились о том, чтобы мне не пришлось разгуливать голой. Не хочу инфарктов среди местных. Это не поднимет мой рейтинг среди претендентов на… тело.
Я всхлипнула, наконец увидев себя в отражении зеркальной плитки и опёрлась о стену, чтобы не свалиться. Такой себя я никогда не видела: серая, словно пергаментная кожа обтягивала выступившие мышцы и нити связок. Грани костей и суставов выступали, делая меня похожей на куклу. Глаза казались огромными и создавали жалостливое выражение на осунувшемся лице. Мне удалось отвернуться от отражения и дрожащими руками открыть кран. Вода смывала грязь и приносила ощущение шаткой гармонии. Как я выходила из кабинки и заворачивалась в полотенце, как выползала в комнату, держась за стену и отталкивая попытавшегося помочь отца для меня слилось в один размытый кадр. Он взялся отчитывать меня за своеволие и я ядовито ухмыльнувшись неожиданно выдала:
— Расстроился, что больше не будешь из меня пить? В ближайшее время я вряд ли смогу оказать тебе сопротивление, а мои желания тебя ведь не особо волнуют, так что ни в чём себе не отказывай…
Мои последние слова уже были сказаны одновременно с грохотом захлопнувшейся двери. Растирая едва заметные отметины зубов покрывающих мои плечи я заметила то, что сначала показалось мне не смытой пеной. Тонкие линии, похожие на морозный рисунок на стекле вились под ключицей и казалось слегка искрились. Исследовав руки я нашла на запястьях странные бледные отметины в виде полуторасантиметровых фигурок. Поцарапав их обломанным ногтем и удостоверившись, что это не синяки я смирилась с мыслью, что много чего не помню и это мне надоело.
Отец ко мне больше не приходил. Часто я ощущала его поблизости, но попыток встретиться никто из нас не предпринимал, что, в общем-то, меня устраивало. Для сброса излишков накапливаемой энергии я отправилась вон из помещения. Вспомнив как сбегала из Дубовой тени я решила измотать себя физически. В моём жалком состоянии мне это удалось едва я выбралась наружу. Тяжело привалившись к стене я надсадно дышала, но буря внутри утихла. Шрамы от порезов и укусов сошли через несколько дней в течении которых я всё активнее двигалась.
Под свою опеку меня взял Пат, начальник службы безопасности. Раксаши как-то сразу приняли меня за свою и рядом с ними я совершенно забывала о своих неприятностях и даже слабость воспринимала всего лишь как досадную мелочь. По уже устоявшейся традиции я хозяйничала на кухне, подмяв под себя поваров. К их чести следует признать, что они довольно быстро научились помогать мне готовить, а одна молодая девушка даже проявила талант к десертам, которые поразили меня в самое сердце. Ели мы теперь только на кухне, где для удобства разместили ещё пару столов. Тёплыми вечерами мы выбирались в лес и часто оставались там с ночёвкой расположившись у костра. Немногословные с посторонними раксаши со мной вели себя открыто и добродушно. Знаю, их умиляло моё отношение к ним, то, что я не просто их не боялась, а искренне восхищалась, спорила, жалела, злилась.
Постепенно я наращивала темп тренировок, на что тело отзывалось постоянной усталостью и болью в ушибленных и растянутых мышцах. Иногда кто-то из мужчин выносил меня с площадки или леса на руках, невзирая на моё ворчание или же отчаянные стоны. Слуги привыкли к моим синякам, царапинам, выбитым суставам и сломанным рёбрам. Поспевать за раксашами в человеческой оболочке было невообразимо, практически невозможно и конечно они делали скидку на мою ущербность, держа при этом в тонусе. Моё тело втягивало колоссальное количество энергии из пространства и все повреждения сходили с меня довольно быстро. Смотреться в зеркало я больше не решалась, хоть и замечала, что становлюсь прежней. Мышцы стали крепче и перекатывались под упругой кожей, кости больше не выступали, волосы снова были шелковистыми, но вспоминая свой истощённый образ я каждый раз передёргивалась от отвращения.
