– Так Теребуня дал гривну! А я ему – полторы! Несдина вдова не даст полторы, когда гривну получала!
– Так ты возьми с Теребуни, а он пусть с них!
– Он к Кощею посылает, разбирайтесь, говорит, как знаете, я никому ничего не должен! Встревать мне еще в вашу маету!
– Смотрея не отдает гривны, – насупился Легота. – Мать Будымова, дедова вдова. Говорит, не слыхала она, чтобы поле было наше, а кто в отцовом гнезде остался, тот все и наследует.
– Это истинно так, – кивнул Доброст. – Старшим сыновьям отец при жизни долю дает, а меньшой в доме остается и могилу отцову хранит, его вдову питает.
– Жма-а-а, здесь еще и баба! – застонал Свен и схватился за усталую голову. – Понятно, почему вы пять лет балду пинаете – с бабой не рассудишься, это как ясен день!
– Так нет у вас послухов? – обратился Вячемир к Леготе и Держаку.
– Кто же с деда родного послухов требует, – с неохотой ответил Легота. – Его слово крепче бела-горюча-камня…
– Дайте я скажу! – вдруг Ельга встала со своей скамеечки.
Ей не следовало встревать в совет мужчин по самому важному делу – о наследовании, но ее терпение истощалось. Мужчины спорили и дрались уже не первый год, позоря раздором свой род и память общих предков, а решения все не было.
– Не нужны послухи, когда есть у нас один общий верный послух – сама Мать-Сыра-Земля, – среди молчания удивленных мужчин продолжала Ельга. – Ее призовите на помощь. Пусть завтра… нет, завтра мы стираем, – поправилась она, – через день пусть придут на то поле все эти люди: вы двое, и ты, и тот ваш отрок, и его мать, и прочие все ваши родичи, кто знает о деле. И вы принесете клятву, что вы расчищали это поле и оно было завещано вам. Я буду послухом между нею и вами.
Повисло удивленное молчание, но никто не возразил. Кияне знали, что дочь Ельга и Ольведы с рождения посвящена Матери-Сырой-Земле и может говорить от ее имени. Она была обучена всем обрядам, чародействам и обычаям, связанным с землей.
Невольно все покосились на пустой княжий стол. Все как будто ждали, что с сидения или от выметенного очага раздастся голос – одобряющий, запрещающий… Но никто не отозвался из Закрадья.
– Так спокону водится, – кивнул наконец Вячемир. – Принесете клятву землею, тогда и решим, кто кому должен.
Беспокойные гости покинули княжий двор; ехать по домам им было поздно, и предстояло устраиваться ночевать у своих возов. Ельга опять села на свою скамеечку. Ей было неуютно от собственной смелости: суд судить все-таки не на белом коне в Купалии кататься, не слишком ли она много берет на себя?
И опять в груди защемило, в глазах защипало при мысли об отце. Будь он здесь – под его строгим и мудрым взглядом все эти крикуны живо бы присмирели и разобрали, где чье добро. Князь решал, кто прав, если было не доискаться правды. А из них со Свеном двоих одного князя не получится. Кто их послушает: она – дева, он – сын рабыни.
– Опять я на лов не еду, – буркнул Свен и встал с приступки. – Там в поварне хоть есть чего пожрать? Я весь день голодный.
– Сейчас подадут, – устало выдохнула Ельга, с утра велевшая к вечеру сварить гороховую похлебку с салом. Она и сама еще не ела. – Скажи Годоче, чтобы несли.
Брат направился к двери.
– Свенька! – окликнула его Ельга.
Он обернулся.
– Пришли потом ко мне рубаху. Зашью тебе рукав.
Свен в удивлении оглядел свои плечи.
– Жма! – Он перевел взгляд на сестру и слегка свел брови в знак раскаяния. – Вот чтоб мне дня ясного не видать… не знаю, как оно так вышло…
⁂
На заре с княжьего двора выдвинулся нешуточный отряд – человек с полсотни. Свен и Ельга ехали верхом, а остальные несли седла на плечах, чтобы взять коней из княжьего табуна на лугу близ города. По пути к ним присоединились четверо бояр с кое-кем из младших родичей. Кияне, кто шел по своим делам в эту раннюю пору, в удивлении провожали дружину взглядами – княжьи дети словно на войну снарядились!
На самом деле воевать они ни с кем не собирались, и по пути через великий бор под Киевом Свен рассылал отроков по урочищам: поискать подходящей дичи, чтобы заняться ею на обратном пути. Охотиться Свену явно хотелось больше, чем разбирать тяжбу про дедово поле, но не мог же он допустить, чтобы сестра, дева, исполняла княжеские обязанности в то время, когда он будет за вепрями гоняться!
Кроме тех троих старцев, что уже слушали тяжущихся после драки, в путь отправился Славигость. Конь у него, благодаря связям с хазарской родней, был самый лучший из всех, и Свен порой косился на него с завистью. Еще лучше конь был у отца, но его положили со старым князем в могилу.
Только после полудня, когда солнце уже припекало, приехали в старую Несдину весь. Это было давно обжитое место, окруженное делянками, которые по очереди оставляли отдыхать лет на десять-пятнадцать; но и так размножившимся потомкам первых насельников давно уже не хватало земли, и в каждом поколении старшие сыновья уходили все дальше на полдень, в лесостепь, защищенную Змеевыми валами. Предание о том, как Кий – божественный кузнец, хитростью подчинил себе Змея, запряг в плуг и пропахал межу, отделяющую населенное людьми пространство от царства Змея, знали даже малые дети. Защищенные силой священного предка, поляне распахивали все больше земли и даже заняли часть левого берега Днепра – откуда налетала на них в былые века вражья хазарская сила.
Несдина весь десятком дворов протянулась вдоль ручья; за ручьем на лугу бродили белые с рыжим и серые круторогие коровы. К этому времени при Свене осталось лишь полтора десятка гридей, но и так верховой отряд выглядел весьма внушительно. Все население высыпало навстречу. Первыми вышли несколько стариков, неся на рушнике небольшой каравай, где в углубление верхней корки было насыпано немного соли. Когда приезжие сошли с коней у первого двора, старики было переглянулись в недоумении, не зная, кому же свой дар поднести. Будь здесь старый князь – конечно же, ему. Но, выбирая между девой и сыном рабыни, старцы замешкались.
– Вот Ельга, дочь князя покойного, – пришел им на помощь Славигость, почтительно указывая на девушку. – Она взялась быть послухом при тяжбе вашей от имени Матери-Земли.
Старцы еще раз переглянулись, но подошли к Ельге. Она стояла возле своей лошади, в простом белом варяжском платье, с длинной золотисто-рыжеватой косой, опустив руки, и от всего ее облика веяло чистотой и достоинством. Взглянув ей в лицо, даже старцы не сразу отвели взоры от ее желтовато-карих глаз с зелеными искрами – из них будто смотрела сама молодая Земля-Мать в весеннем уборе невесты. Не платье «печальной сряды» отличало Ельгову дочь от девок-веснянок, но нечто заложенное глубже – с младенчества впитанное убеждение, что именно ей, правнучке Кия и Сварога, положено служить посредницей между людьми и богами. Особенно поразило весняков, как ловко и уверенно она сидела на лошади: из простых людей не всякому мужчине приходится садиться верхом, а то дева! Узда и ремни соловой кобылы были украшены хазарской работы серебряными бляшками и подвесками, с узором в виде ростка, развернувшего лепестки по четырем сторонам света; казалось, из-под копыт такой нарядной лошади должны разлетаться искры и куски серебра.
