Вообще-то на такое я должна была бы обидеться, но не смогла, лишь потянулась к нему с новым поцелуем, пока нас вновь никто не отвлек. Но увы, ровным счетом так и случилось. Потому как приборка слайза мигнула, прежде чем на неё пришел вызов на связь. Надпись меня ни разу не порадовала. Но я отважилась ответить, сидя на коленях Микерела. Да! Пусть папа знает, что мы вместе. И пусть только попробует хоть что-то сказать по этому поводу.
Встревоженный вид отца, сидящего в какой-то больничной капсуле, выбил меня из колеи, едва я увидела картинку, вспыхнувшую на панели слайза. А еще немало так испугал удивленный взгляд, которым он взирал на нас обоих.
— Тебе нездоровится? — спросила я, первая прервав молчание.
На мои слова отец лишь добродушно улыбнулся, как ни разу в жизни. По крайней мере в моей — точно.
— Спасибо дочь, за сопереживание, но я в порядке, — ответил он наконец, когда опомнился. А я никак не могла понять, папа, что ли, не злится на меня? На Мика?
Который, к слову, сидел весь такой напряженный, спину выпрямил.
— Хорошо смотритесь, — папуля взял и прибил, сказав подобное, вместо ожидаемого осуждения. Даже без всякого намека на что-то еще. А после снова стал серьезным.
— Мик, — сказанное отцом прозвучало выстрелом в моих ушах. И я неосознанно поспешила его перебить, пока он не испортил мне всю мою личную жизнь:
— Папа, я хотела тебе рассказать, если ты еще не знаешь, но мы встречаемся. И у нас все серьезно.
Помимо слов я упрямо посмотрела на него, как бы намекая, чтобы не лез со своей опекой. Ведь я уже давно не маленькая девочка.
— Еще бы, несерьезно… — папуля подавил смешок, прибавляя с весельем в голосе. — Будь у вас всё несерьезно, я бы понизил Грана в звании.
— Папа! — воскликнула я. Мысленно возвращаясь опять в свои шестнадцать лет и то время, когда часто с ним спорила из-за своих глупых выходок.
— Да шучу я, шучу… — проворчал мой несносный родитель, не переставая чему-то улыбаться. Затем снова собрался и с серьезной миной произнес будто скороговоркой:
— Жизнь Лолы в опасности, Мик. И мне снова нужна твоя помощь. Мои люди уже ищут Дор-кло…
— Твоего ученого нейротика? Из службы безопасности? Но зачем? — да, я не смолчала.
Однако отвечать Арний не стал, сейчас, казалось, он смотрел только на Микерела.
— Будь моя воля, я бы вообще отменил все мероприятия и спрятал бы Лейю до тех пор пока мы не выловим всех сообщников…
И папуля вдруг замолчал. Его глаза озабочено посмотрели то на меня, то на Мика. Губы плотно сомкнулись.
— Что не представляется возможным ввиду разрозненности структуры управления движением хэйтеров, — закончил за него Микерел.
На что папа вынужденно поддакнул:
— Именно. — А после продолжил: — Норн и Диеша перехватили разговор трех сообщников в академии Дейтении, двое из них преподаватели. Третий же, Дор-кло, скрылся и сейчас пребывает где-то на Храре. Однако, даже зная это, отследить его Цефис- систему нам не удалось. Её координаты приходят на наши сервера с разных концов галактики, но только не Парадайза.
— Мне кажется, — я встряла в разговор. — Я знаю, где он.
Хоть и противно было осознавать, что сама невольно послужила причиной всего этого. Но, увы, винить себя в мстительности других людей я не могла, как бы ни пыталась. Это и удручало — осознание собственного эгоизма, а именно неспособность принять на себя всю ответственность случившейся катастрофы.
Увы.
Следующие пол часа мы составляли план моего спасения, а заодно ареста всех сообщников. Радовало только то, что запирать меня не стали, и поставили в известность, позволив присутствовать при разговоре, изредка спрашивая моё мнение. Не радовало то, что Мик и папа очень быстро нашли общий язык. Не знаю, почему, но этот факт меня как-то сильно уязвил. Как и факт выкупа отцом авторских прав на три моих альбома из пяти. Не знаю, на что он рассчитывал тогда, год назад, когда покупал, но сейчас эта его вселенская предусмотрительность сильно упростила мне работу, потому как большую часть песен для выступления можно взять из старого репертуара.
Но не смотря на то, по окончании разговора я все-равно была слегка на взводе и даже отстранилась от Тиди-младшего, когда он попытался завершить наш несостоявшийся поцелуй. Склонился ко мне лицом, а я повернула голову, подставила щеку.
— Что-то не так? — Мик явно догадался о моем состоянии. Удивительно. И как только смог? Что и озвучил: — Ты наверняка подумала, что я в сговоре с Арнием?
Невольно припомнила довольную мину отца, с которой он взирал на нас обоих. И сейчас, после переосмысления всей информации я бы не стала отрицать такой возможности. Но Мик, казалось, обиделся, или правильнее сказать, огорчился. Запустил пальцы в волосы, взъерошил несколько прядей на затылке, а затем выпалил, словно давно накипело:
— Я не понимаю тебя, Лола. Вот совсем не понимаю. Ты же сама отцу сказала, что у нас с тобой серьезные отношения. Так что изменилось с тех пор? Стала подозревать меня в чем-то? Или все дело в том, что мы с твоим отцом сошлись во мнении забрать тебя с середины выступления и тем самым защитить? Я чем-то задел твои интересы?
Его искреннее негодование действительно нашло во мне отклик и понимание, но только отчасти, потому как остальное место в моей душе занимало смятение и страх. Всё как-то сильно перемешалось, и эти новости о папином подчиненном, который имел доступ к моим координатам, знал все о моей семье, о делах Арния, был гением- технарем и за все два года ограничивался только лишь какими-то записочками с угрозами и отравленными посылками?
— Я не верю в то, что Дор-кло предатель. Ведь у него было столько шансов отомстить мне. Уверена, дело…
— Подожди, я говорил о нас, а ты перескочила в разговоре на нейротика. Ты действительно мне веришь, Лола? И тому, что я непричастен к каким-то планам твоего отца, тем более а’Кирха?
Покрепче обняв меня, он устроил свою ладонь на моем затылке, как бы вынуждая посмотреть в его глаза.
Зрачки Мика расширились, оставляя от карей радужки лишь тоненькую линию, обеспокоенный искренний взгляд рассеял последние сомнения, и я все-таки кивнула.
— Я тебе верю. Но хочу знать, зачем ты назвал меня диссиденткой, там, на триндлайнере. Ведь это входило в какую-то легенду, замысел, о котором тебе не сказали?
Прикрыв глаза, Микерел скривился словно от головной боли.
— А не было никакого замысла. Я тогда, после падения в твоем спапьном-боксе как только обезболился, сразу отправился следить за тобой.
— Но…
— То, что я сказал про диссидентов — глупость, о которой сразу пожалел. Эта бредовая идея посетила мою голову за то время, пока мы шли от лифта к столику. Только и всего…
— Но тогда… получается… — попыталась переварить сказанное. И, возможно, смогла бы это сделать, если бы не шум снаружи. И довольно громкий. Это Дод а’Кирх стал тарабанить кулаком в дверь грузового отсека. Как оказалось, меня успели потерять и найти благодаря корреспондентам, которые неустанно следили за слайзом, едва мы с Миком здесь скрылись. Радовало еще, что в кабине тонированные окна. Не радовало — придется придумывать оправдание нашего уединения.
