Стас быстро созвонился со следователем, который вел дело по убийству проводницы Лялькиной, попросил его припомнить детали, поинтересовался, был ли в квартире какой-то особенный парфюмерный запах… Но получил ответ:
— Не помню. Столько времени прошло. Да и вообще, Станислав Петрович, я в запахах как-то не силен. Для меня, что «Шипр», что чертова «Шанель»… Поговори-ка ты с медэкспертом, с Танюшей Ильиной. У нее память — записная книжка МВД.
Уже на следующий день майор был в судебномедицинском морге. Через раскрытую дверь кабинета наблюдал, как Татьяна уже пять минут ругается по телефону с неким бестолковым лаборантом.
С Ильиной Гущину однажды доводилось поработать. Стройную пепельную блондинку большинство его коллег-мужчин признавали раскрасавицей, но Гущин ничего не мог с собой поделать: она ему напоминала — мышь. Деятельную и кропотливую. Возможно, это было связано с невеликим ростом прозекторской красавицы, но, скорее всего, сыграл момент впечатления от первой встречи. Тогда Татьяна бросала курить и беспрестанно что-то пережевывала. То мятную жвачку, то ириску, отчего острый кончик ее носа находился в некотором движении, и Гущину казалось: мышь принюхивается.
Что в данном и конкретном случае послужило делу. На вопрос, не запомнила ли Таня запаха духов в квартире убиенной проводницы, последовал уверенный ответ:
— Да, от этой… как ее… Лялькиной пахло «Митсуко».
— Точно? — оживился следователь.
Мышь высокомерно посмотрела на Стаса.
— Самая долгая память — обонятельная, Станислав Петрович. И потом, эти духи любили мои мама и бабушка.
— Похоже, — пробормотал майор, — все наши бабушки и мамы любили этот аромат.
— И еще Булгакова, — улыбнулась Таня. — Вы знаете, что в переводе с японского «Митсуко» означает «тайна»?
— Нет, — признался Гущин и проникся к эксперту жгучим уважением. В расследовании серии убийств включение такого понятия, как тайна, может стать немаловажным. — Таня, а если я вас попрошу взглянуть на тело, доставленное в морг позавчера? Мне будет интересно ваше мнение.
— Не вопрос. — Дюже знающая «мышь» достала из кармана латексные перчатки.
Вечером того же дня Стас был на докладе у Коростылева. Отлично зная, что подполковник не выносит бездоказательного словоблудия, подсовывал ему бумажки и фотографии, подкрепляя умозаключения запротоколированными данными.
— Убийство проводницы Лялькиной, мне кажется, мы можем тоже включить в серию. Вот, посмотри, — наедине Стас обращался к начальнику на «ты», — этот снимок Лялькина сделала на телефон буквально за час-полтора до смерти. Судя по кафельному полу, фотографировала браслет в совмещенном санузле квартиры и, не исключено, тайком. Иначе зачем эдакую красоту рядом с унитазом запечатлевать.
Подполковник взял снимок, хмуро поглядел на изображение женского запястья, украшенного серебряным браслетом с эмалью и аметистами. Украшение, похоже, старинное, раритетное, в виде виноградной грозди из фиолетово-лиловых камней, окруженных зелеными листочками эмали.
— Отправленную подруге фотографию сопровождала подпись: «Смотри, что он мне подарил!» От подруги пришел ответ: «Можешь считать, мы все от зависти подохли».
Коростылев со вздохом отложил снимок.
— Это все лирика, что по делу, Стас?
— Вот. — Гущин многозначительно поднял вверх указательный палец. — Теперь смотри сюда. — Майор подсунул подполковнику наисвежайший снимок с убийства старшего лейтенанта МЧС: тоже женское запястье, без браслета, но зато с царапиной. — В ранке на руке Норкиной найдены следы серебра. Старинного, прошедшего чистку определенными химикатами.
Стас рассказал подполковнику, что помимо способа убийства, духов, формы и букета трех потерпевших связывает еще и личность вероятного преступника. С каждой из них некий состоятельный привлекательный мужчина знакомился за два-три месяца до убийства, но ни одна из подруг его не видела. Поскольку кавалер категорически просил любовниц хранить их встречи в тайне.
— Мол, он «женат на деньгах», находится на стадии развода. И если только его благоверная узнает, что муж ей изменял, — прости-прощай мильены. Наживка, как ты понимаешь, бросалась крепкая. Пару месяцев держать рот на замке в состоянии любая девушка, ей олигарх пообещал жениться. Кое-что, судя по фотографии и подписи Лялькиной, конечно ж, протекало. Но не настолько, чтоб у нас имелось хотя бы примерное описание преступника. Его никто в глаза не видел.
Коростылев, нагнувшись над столом, задумчиво пошлепал по нему ладонями.
— Так, — подытожил он размышления последним громким шлепком и распрямился. — Что же у нас имеется в наличии? Голышки с асфиксией, букет, духи, форма, таинственный красавец…
Шеф запнулся, и Гущин произвел решительную вставку:
— Браслет. Уже достаточно для серии. Сегодня, кстати, я узнал, что в переводе с японского духи называются «Тайна», а аметист несет в себе значение «покорность». Все девушки проявляли покорность в соблюдении тайны, понимаешь? Создается впечатление, кто-то затеял с нами игру.
— Может быть, Фермер? — невесело хмыкнул подполковник. — Рожь, васильки…
— Пусть будет Фермер, — легко согласился Гущин. — Хотя, на мой взгляд, тут больше подошел бы Коллекционер.
— Почему это?
— У меня есть сведения о еще одном похожем убийстве: девушка, носившая форму, — работница метрополитена, — задушена в ванной, но сексуальной близости не было, а в комнате большой букет из роз. С фотографиями мне не повезло — василек я не разглядел, да и духов, увы, тоже. Но главное не это: девушка была, мягко выражаясь, несимпатичной. Коротконогая, с тяжелым задом, крупным носом… Ее могли убить только, так сказать, для коллекции.
Коростылев подумал несколько секунд, сложил все воедино и, вытаращившись на подчиненного, возмущенно отпрянул.
— Ты соображаешь, что говоришь, Стас? Кто-то… собирает по Москве… коллекцию служивых девушек, так?! — Тело подполковника подалось через стол на Гущина. — В списке Коллекционера уже есть железнодорожница, метрополитен, МЧС и эта… как ее… бортпроводница! — раскипятился Николаевич. — А кто, интересно знать, будет еще? Полицейская?! Прокурор, ФСБ или секретарша начальника Генштаба?!
Навоображав себе проблем с Генштабом и прочими силовыми ведомствами, начальник поперхнулся и, перекинувшись назад, схватил с углового столика стакан с водой. Попив, слегка остыл:
— Ты не вчера родился, Гущин. Как только станет известно, что некто охотится на девушек в погонах… такая, мать ее, истерика начнется!.. Шила в мешке не утаить!
Майор кивнул. Едва он отправит запрос с просьбой сообщать ему обо всех похожих преступлениях, наличие серии утаить не получится. Где-то обязательно «закапает», и через пару недель все желтые листки начнут пугать служивых девушек страшилками о красавчике-душителе.
Коростылев жестко помассировал затылок и досадливо крякнул:
