Я пригляделся, и мне показалось, что пачка стала больше.
– Погоди-ка, дай. – Я выхватил у нее пачку и пересчитал, затем еще раз и еще.
– Бред-бред-бред-бред. Я ни черта не понимаю, – кинув деньги на стол, я закрыл лицо руками и громко выдохнул: – Фу-ух.
– Что случилось-то? Не молчи. – Алина снова начала поднимать панику, поэтому я жестом попросил ее присесть, а сам налил нам воды.
– Я совсем не понимаю, что происходит. Вчера вечером я пересчитал эти деньги, я пересчитал их два раза, – для убедительности я показал «галку» пальцами.
– И что?
– А то, что их было в два раза меньше!
Она смотрела на меня взглядом: «Ты что, меня за дуру держишь?»
– Здесь должна быть другая сумма, за одну неделю, плюс компенсация за ожог. – Я тыкал пальцем в пачку.
– Какой ожог? Ты что, травмировался?
– Все уже прошло, вот смотри, – я показал ей руку.
– Ничего нет.
– Я и говорю, забей на ожог, все уже прошло. Так вот, денег здесь ровно столько, сколько мне должны были заплатить за две недели. Но я не понимаю, откуда они взялись, их не было столько. Ну что ты молчишь, скажи что-нибудь.
– Я понятия не имею, что говорить. Ты пропал куда-то посреди ночи, вернулся через две недели, еще эти деньги…
– Ты мне не веришь? – Я уже был на взводе и сам не замечал, как повышаю голос.
– Верю… наверно. По крайней мере, раньше ты мне никогда не врал.
– И сейчас не вру. Ладно, у меня сегодня один выходной, завтра я снова уезжаю, не хочу потратить его на ругань и выяснения всей этой чепухи.
Она вскочила со стула:
– Как уезжаешь? После всего этого ты хочешь вернуться туда?!
– А почему нет? Ты видела, сколько денег я принес? У меня договор с ними на восемь месяцев, сможем столько всего купить и решить все проблемы.
– Восемь месяцев? – Ее губы задрожали, часто вздымающаяся грудь говорила о том, она вот-вот сорвется. – А обо мне ты подумал?
– Да я только и думаю о тебе, разве ты не понимаешь? Я делаю это ради тебя, ради нас. Неужели ты не понимаешь этого?
– А если ты уедешь и пропадешь там на полгода? Что мне прикажешь делать тогда?!
– Да с чего ты взяла, что я пропаду на полгода? – Все это перерастало в скандал, я чувствовал всем сердцем, что еще чуть-чуть, одна неловкая фраза, и выходной потерян, но лед тронулся, и его уже не остановить.
– Ты же сам сказал, что должен был быть здесь неделю назад, почему ты так уверен, что это не повторится?
– Да просто это какая-то дурацкая ошибка. Я не понимаю, как так вышло, но это больше не повторится, иначе они будут искать другого сварщика, такой ответ тебя устраивает?
Она замолчала. Дыхание ее было частым, словно она пробежала стометровку. Кинув обиженный взгляд в мою сторону, она отвернулась и ушла в спальню, оставив меня один на один с мыслями и разложенными на столе деньгами. Я проклинал все вокруг.
Еда стояла комом в горле, не хотела протискиваться через пищевод, я залпом выпил стакан воды, затем обулся и направился в магазин за сигаретами.
Денек разгуливался, сонные люди по-воскресному, вразвалку перемещались туда-сюда, выгуливали собак, слонялись по магазинам, поправляли здоровье после субботних попоек. Солнечные июльские лучи нещадно жарили, выпаривали влагу из организма, заставляли прятать глаза; это немного нервировало, хотелось найти тень.
Магазин находился близко. Закинув в корзину блок сигарет, печенье и другую мелочевку для работы, я проскользнул в ликеро-водочный отдел.
«Все равно день потерян, Алина так и будет теперь дуться, пока я не уеду, а потом начнет писать, извиняться, только это будет уже бессмысленно до тех пор, пока я не приеду в следующее воскресенье, тогда-то все и наладится».
Я встал возле витрины с элитным алкоголем. Деньги есть, можно себя побаловать бутылочкой Jack Daniels. Схватив с полки прямоугольную тару с мутным пойлом внутри, я направился к кассе.
Неожиданно кто-то хлопнул меня по плечу и смеющимся сиплым голосом добавил:
– Эй, Олежка, здорова!
Это был Толик Петров, толстый мужичок, бывший дальнобойщик, с вечно раскрасневшейся рожей, словно он без конца сгорал на солнце.
От него всегда ужасно воняло, казалось, он не меняет одежду. Готов поклясться, что каждый раз, когда я его видел, он гулял в одной и той же полосатой футболке в жутких катышках; его волосатые медвежьи ноги до колен прикрывали засаленные бриджи. Этот мужик совершенно не признавал обувь, поэтому все лето щеголял по улицам в черных вьетнамках, выставляя на всеобщее обозрение свои страшные длинные ногти.
– Смотрю, суббота удалась. – Он жадно посмотрел на бутылку виски, которую я поставил на кассовую ленту.
– А? Да не-е, я только из командировки приехал, это так, на вечер, отпраздновать, так сказать, выходной. – Я фальшиво улыбнулся ему, пододвигая бутылку ближе к кассе.
– О, ты хде щас трудишься? – продолжал он разговор, ставя рядом с моими покупками три большие бутылки пива.
– В Кулаево, варю потихоньку…
– В Кулаево? Это как в Семеновское ехать, че ли? И чего ты там забыл? Там же вроде все развалилось сто лет назад: колхоз, деревня…
– Там тюрьма.
– В Кулаево?! Тюрьма? Ы-хы-хы-хых. – Толик сипло захихикал.
– Ну да, она там уже давно, – сказал я немного обиженно, не понимая странной реакции.
– Олежка, не надо мне п***ть. – Толик никогда не стеснялся выражать свои эмоции на людях, более того, считал это необходимым. – Я всю страну исколесил вдоль и поперек, ну ты ж знаешь, батя-то тебе рассказывал.
Я молча кивнул, разговаривать особого желания не было.
– Так вот, я знаю все тюрьмы от сих и до Урала и первый раз слышу о том, шо в Кулаево есть тюрьма. – Он самодовольно улыбнулся.
Я лишь пожал плечами в ответ. Спорить с ним и доказывать что-либо смысла не было, к тому же подошла моя очередь пробивать товар.
– Ну, бывай, Олежка! – помахал мне напоследок Толик, и я, взяв свои покупки, поспешил удалиться из магазина, чтобы еще кого-нибудь не встретить.
Пока я шел по зеленой, наполненной летними красками улице, глядя на то, каким теплым и приветливым был мир вокруг, я вспомнил сырой, прохладный туман, висящий над полем, над деревней, скрывающий со всех сторон тюрьму. Единственным логичным объяснением этого беспросветного марева для меня была болотистая местность, но неужели там всегда так – вечная пелена и противный холод? Как же там люди жили во времена процветания деревни?
Слова Толика не прошли мимо моего внимания. Я хоть и не любил таких людей, как он, они всегда вызывали у меня некое отвращение, но надо отдать ему должное, он действительно объехал всю нашу родину. Они с моим отцом работали в одной конторе, и оба бóльшую часть жизни провели в пути, глядя на страну, на то, как она живет и меняется. Здесь он, конечно, мог поспорить в любом вопросе, касающимся той или иной местности. Хотя как знать, он уже лет пять не держал руль в руках, тупо пропивал нажитое, возможно, это сказывается на памяти.
