Я померил рулеткой отрезанный хлыст и указал Вадику на его неточность.
– Ну, значит, ошибся, че такого-то, я ж человек, а не робот.
Отмазка так себе, но на первый раз я ее принял. Ох, если бы это был только один раз. Вадик оказался абсолютно криворуким. Вся его помощь только усложняла работу. И он без конца нес какую-то ерунду.
Я, конечно, поначалу обрадовался, что мне будет не скучно и есть с кем поговорить, но лучше бы все оставалось по-прежнему.
– Да сколько можно! – не выдержал я наконец. – Ты хоть один раз можешь нормально что-то сделать?!
– Да че ты завелся, я только учусь.
– В смысле – только учишься? Ты же сказал, что все умеешь?
– Умею. Не все, но умею.
– Зашибись помощь, – пробубнил я себе под нос.
Закончив еще одну камеру, я вытер пот со лба со словами:
– На сегодня все, – и начал собирать инструмент.
– До конца рабочего дня десять минут, – раздался неприятный голос сопляка-охранника, который привычно возник из ниоткуда.
– Да мне плевать, в вашем сраном договоре не написано, что я должен заканчивать минута в минуту.
Тот смерил меня бешеным взглядом, но промолчал.
«То-то же», – подумал я про себя; нужно ставить на место этих уродов.
Охранник отошел в сторону, а Вадик уважительно скривил губы.
Я посмотрел на проделанную работу и понял, что это никуда не годится. Благодаря моему новому помощнику завтра нужно будет доделывать и переделывать.
Но тут у меня возникла мысль: «Что, если работа будет выполнена плохо? Это значит, что я не гожусь, а за плохо выполненную работу меня не посадят – это не нарушение, следовательно, они будут вынуждены искать мне замену, опять-таки в теории».
Мне понравилась эта мысль, и я решил обдумать ее получше. Если бы не Вадик со своими кривыми руками, возможно, я бы никогда не дошел до этого, хоть за это ему спасибо.
Ужинать пошли вместе. По дороге Вадик красочно, в мельчайших подробностях рассказывал о том, как он работал на железной дороге и воровал китайские шмотки из товарных вагонов в ночные смены. Его истории были дурацкие, но тем не менее смешные, и мы смеялись, как старые друзья, что не виделись несколько лет.
Но стоило нам войти в столовую, как его ребяческий запал тут же испарился. В переполненной лысыми людьми столовой никто не разговаривал, единственным источником шума было радио и стук металлических ложек о тарелки.
Вадик хотел что-то сказать, но пересилил себя и молчал до тех пор, пока мы не сели за стол, – тогда-то он и прошептал, склонив голову поближе ко мне:
– Слышь, а че вообще тут за тюрьма такая? Все какие-то молчаливые, да и эти, шары бильярдные в форме, – странные ребята.
На секунду я открыл рот, чтобы ответить, поделиться мыслями, возможно, рассказать о том, что произошло со мной, но что-то меня остановило, словно кто-то всадил иглу под кожу.
«Рядом со мной единственный нормальный человек; видно, что он в шоке от происходящего и явно не понимает, куда попал, но вся эта история с новым договором… Как-то все странно, да и познакомились мы недавно, вдруг подстава какая. Нет уж, лучше буду молчать, от этого типа мне помощи не добиться, а лишний треп может все ухудшить».
Я пожал плечами и сделал вид, будто мне не до разговоров.
– Ну не хочешь разговаривать – как хочешь, а мне кажется, что тут хрень какая-то творится. Я ведь бывал в тюрьмах.
Я посмотрел на него с нескрываемым любопытством, но жевать не прекратил.
– Да, бывал. Мы с брательником, когда студентами в училище были, одному практиканту нос сломали указкой и кошелек подрезали, ну дети были, дураки, понимаешь?
Я смотрел на него с широко раскрытыми глазами: «Вот так дети».
– Ну, короче, этот хмырь заяву накатал, и мы на полгода с братцем присели, так сказать, в воспитательных целях.
Он это рассказывал с такой легкостью, словно речь идет о походе за молоком. Но другого я от него и не ожидал.
– В общем, я там с охраной подружился, все нормально было: с сигаретами, шоколадом, вечером футбол обсуждали. Короче, жили – не тужили. Я это к чему, там этих ребят иногда не заткнешь, если не с зэками, так между собой постоянно треплются, а эти, – он поводил глазами по столовой, – эти вообще какие-то зомби лысые.
Тут я с ним был согласен, но снова промолчал, лишь кивнул в ответ.
– Слушай, а ты перчатки когда-нибудь снимаешь? – Я посмотрел на его руки, облаченные в грязную плотную ткань.
– Пс-и-ас, – промямлил он набитым ртом.
– Чего-чего?
– Псориаз, говорю.
– Ясно. – Я незаметно поморщился и отвернулся.
После всех этих душевных излияний доверия к нему немного прибавилось, но все равно я старался быть осторожным, пока.
Вадика поселили в соседнюю камеру, чему он был совершенно не рад.
– Я что-то не пойму, с какого… должен спать в клетке?
Охранник молча смотрел на то, как он распинается, а после сказал, что все вопросы к начальству, и указал на телефон, висящий на стене.
«Ему, значит, можно звонить, а мне нет?»
Вадик еще пару раз выругался и пошел расстилать постель. А я, вымотанный, как дворник после снегопада, завалился спать прямо так, с мыслями: «Вот бы снова умереть».
Время шло. Но, несмотря на то, что тело обмякло, мысли кипели, возбужденный дух не мог перевалить за грань реальности, и в полудреме я ворочался, пытаясь заснуть, но сон не шел. Из тоннеля иногда доносилось громыхание проезжающих вагонеток, где-то вдалеке звонили телефоны, я смотрел в потолок и слушал звуки тюрьмы. Что это?
Не в силах лежать, я, встав с кровати и убедившись, что поблизости нет охраны, дошел до местного туалета. Сделав свои дела и вернувшись обратно, я достал из кармана сигарету, которую выпросил у Вадика, и, подойдя к железной дороге, начал смотреть в глубь тоннеля.
Из темной пещеры тянулся влажный теплый воздух с привкусом металла и болотной жижи. За то время, что я нахожусь в этом крыле, сюда не въехала ни одна вагонетка, кроме той, на которой привезли Вадика. Интересно, как далеко до выхода?
Я докурил сигарету и бросил окурок в тоннель, оранжевая точка на секунду мелькнула в темноте и исчезла.
Немного постояв, глядя вглубь, я поймал себя на мысли, что здесь больше никого. Точно, я один, никто не наблюдает за мной, бери и беги, прямо сейчас, такая темень, разве кто-то найдет меня в ней? Но а как же лабиринт? Даже если каким-то чудом я смогу добраться до него, то там-то уж точно заплутаю.
Я постоял еще немного, а потом, отмахнувшись от рискованных мыслей, вернулся обратно к камере. На секунду я заглянул к Вадику – тот лежал, отвернувшись к стене, судя по всему, дрых без задних ног.
