Администрация все это видела и знала, что Федоров пил, но мер к удалению его с производства она не принимала»
[130].
А вот еще случаи с того же завода:
«Строительный цех по своему объему и количеству людей не так большой, а пьянства, наверное, больше всех.
Для этого у него масса по заводу своих уголков, а исторически „пьяной“ является кровельная мастерская, в которой заправилами пьяной лавочки — Медведев и Ларионов.
Медведев в месяц почти 3 недели все бывает с похмелья и стреляет тогда у всех рабочих на поправку, и это продолжается с получки и с бон, а с аванса само собой; второй же уголок — это кладовка инструмента железнодорожников. Пьют без стеснения, а в этой пьяной компании заводилой является тов. Канява, блаженный Дмитриев, железнодорожник, немалую роль играет также Рыжов.
Кто же им приносит? Большую долю нужно отнести на живущих в заводе, а также больше всего на извозчиков, работающих на заводе.
Масса извозчиков знакома со строительными рабочими, потому что приходится частенько вместе работать, вот посредством их доставляется вино в завод, а потом все выпивают в укромных уголках»
[131].
На «Электросиле» некоторые напивались заранее, еще до получки: «Выдача зарплаты за II половину января производилась 7-го февраля, но уже накануне заядлые алкоголики 43 отд. стали „накалывать“ под предлогом, что, мол, забыли на обед, и под обеспечение завтрашней получки.
Тов. Пополитов запил еще накануне получки и до обеда 9-го числа не работал вовсе. В пьяном деле Пополитову деятельно помогали т.т. Касаткин и Витковский.
7-го и 8-го — стропальщик Захар был пьяным на производстве, а 8-го после обеда настолько охмелел, что разметчики и токаря боялись пользоваться его услугами. Не забыл горькой и т. Еремеев, работающий на роторах»
[132].
В обеденный перерыв рабочие бегали в магазин, рядом с которым их уже ждали «торговки с селедками и даже с горячей картошкой»
[133]. Особенно много шума бывало, если «засветился» партийный, который должен своим примером отводить товарищей от бутылки. На заводе им. Марти устраивался даже шуточный конкурс пьяниц, одним из кандидатов на победу в котором был трубопроводчик слесарномеханического цеха Фролов, старый член партии, который неоднократно появлялся на производстве в пьяном виде. На замечания цехячейки № 1 и товарищей о недопустимости таких явлений «Фролов отделывался известной русской отговоркой… матерщиной… Также на замечания Отсекра Кол-ва (ответственного секретаря коллектива ВКП(б). — Авт.) т. Федорова Фролов угрожал побить морду. Решили не разводить „мордобоев“ и послали тов. Фролова лечиться от алкоголя. Казалось, что несчастный вылечился, но меньше чем через 2 недели уже дебоширил в кабинете главного механика с 1/2 бутылкой за пазухой»
[134].
Пили на работе и в тех отраслях, где это могло иметь (и имело!) самые трагичные последствия. Вот что происходило на Мурманской (с 1935 г. — Кировской) железной дороге, важнейшей стратегической транспортной артерии, связывавшей Ленинград с Мурманском и построенной в условиях Первой мировой войны:
«Плохие климатические условия, отдаленность и заброшенность края делают службу на Мурманке непопулярной.
Набирать работников для Мурманки — задача не из легких. Единственно этим можно объяснить (но не оправдать!) то, что бригада злополучного поезда, устроившего крушение при Челме, была составлена таким образом:
Один кочегар, — как говорили про него товарищи, — „без клепки в голове“;
другой — только что из исправдома, где отсиживал за хулиганство;
помощник машиниста — без прав на это звание;
сам машинист Григорьев — дегенерат (установлено врачебной комиссией еще до катастрофы), почти без практики.
„Дикая бригада“, как назвал ее на суде т. Томашевский.
Мудрено ли, что при таком способе набора бригад бывали и такие случаи, когда вся паровозная бригада напивалась вдребезги и валила поезд под откос. У ст. Кивач паровозная бригада уже после того, как благополучно разбила поезд, продолжала распивать „лимонную“ даже на обломках тендера! Судившийся за это в настоящей выездной сессии Губсуда машинист Яковлев получил 8 лет лишения свободы.
Пьют на Мурманке жестоко, и в свободное время, и за работой, почти всегда. Начальник станции Челма Кофтунович даже на суд явился в пьяном виде и был за это арестован на две недели»
[135].
Любили выпить и пассажиры. В конце 1927 г., «ввиду участившихся случаев пьянства пассажиров в поездах по линиям Октябрьской дороги, вменено в обязанность кондукторской бригаде и проводникам вагонов не допускать пьяных пассажиров в поезд, а напившихся в пути — высаживать»
[136].
В самом Ленинграде могли отличаться капитаны кораблей, курсировавших по Неве: «На днях с капитанского мостика парохода „Горлица“ был снят пьяный капитан Рейнфельд. В работе Госпароходства это не единичный случай. В прошлом году, почти в это же время, погиб „Буревесник“. Одна из причин гибели — пьянство капитана. Предшественник Рейнфельда не так давно потопил яхту „Орленок“. За год судостроители имели несколько аварий.
Капитаны двух буксиров с лесными баржами устроили… гонки на пари. В результате — гибель баржи с лесом. Трезвому капитану вряд ли придут в голову такие „рысистые испытания“.
В папке с делами аварийной комиссии, так ревностно скрываемых от взора непосвященных, хранится много случаев нарушения трудовой дисциплины. Госпароходство должно, наконец, хотя бы на тяжелых уроках прошлого, научиться требовать от своих подчиненных ответственного отношения к делу.
Госпароходство обязано гарантировать пассажирам эту безопасность. Нельзя рисковать жизнью людей на воде только потому, что „капитан любит выпить“.
Пьяную традицию надо выжечь из советского флота, а не смотреть сквозь пальцы на пьяные преступления»
[137].
