Церковь, кстати, также могла стать местом пьяных выходок. Так, 14 апреля 1927 г. два ленинградца без определенного рода занятий, «будучи в пьяном виде, вошли в церковь Вознесения на пр. Майорова (ныне — Вознесенский пр. — Авт.), где приставали к церковнослужителям, ругаясь неприличными словами. На предложение находящихся в церкви граждан прекратить ругань и удалиться таковые не подчинились и при отправлении в Отделение, по дороге, побили сопровождавшего их дворника»
[143].
Алкоголь мог превратить в фарс любое событие, даже похороны. Когда в типографии газеты «Ленинградская правда» (да-да, в которой постоянно бичевали любителей девиантного досуга) умерли наборщик и работница, попрощаться с ними пришло очень много товарищей по работе. Был и оркестр.
«У ворот типографии остановились двое дрог. На одних дрогах стоял дубовый гроб, покрытый „церковным покрывалом“, на других — сосновый красный, привязанный веревками.
К нашему несчастью, одного покойника нужно было вести на Смоленское кладбище, другого — на Волково.
Не знаю, то ли „церковное покрывало“, то ли 26 бутылок водки заставили провожающих во главе с оркестром тянуться на Смоленское кладбище.
Оставим красные дроги с небольшим числом провожающих тянуться на Волково, сами отправимся за „церковным покрывалом“.
Среди провожающих было очень много пьяных, к сожалению, были и партийцы.
„Весело настроенные“ провожатые всеми мерами старались „разогнать“ похоронное „настроение“ остальных. Оркестр играл похоронные мотивы, некоторые приплясывали, таким образом процессия дотянулась до кладбища.
Там честь честью гроб снесли в церковь отпевать, а провожающие до опускания еще гроба в могилу начали „поминать покойничка“…
Один так „допоминался“, что его на дрогах увезли обратно, так как он не был в состоянии стоять на ногах.
Кончили отпевание и понесли гроб к могиле.
Не желая затрагивать праха усопшего, обратимся к живым.
Можете представить себе картину: члены партии несут гроб, сзади поп с пением „Со святыми упокой“ обдавал партийцев „фимиамом“ ладана.
Все бы ничего, да один из активистов, уже „напоминавшись“, задумал повести антирелигиозную пропаганду. „Религиозно“ настроенная публика начала его освистывать и не дала ему „пропагандировать*'»
[144].
Пьянство становится характерно и для различного рода начальников, и зачастую оно вишенка на торте их грехов и злоупотреблений. Власть, как известно, развращает, и облеченные ею подчас слишком нагло и самоуверенно демонстрировали свой высокий социальный статус. Вера в собственную безнаказанность у чиновников приводила к потере чувства реальности, за что, в условиях реальной борьбы за чистоту рядов, можно было поплатиться. Такая участь постигла заведующего губернским отделом социального обеспечения (Губсобеса) Кроликова. Весной 1927 г. Народный комиссариат социального обеспечения направил документ под грифом «совершенно секретно» в Ленинградский губисполком, в котором просил оперативно рассмотреть вопрос о его «предосудительных поступках». К документу прилагались материалы, направленные инструктором Губсобеса товарищем Стрелковым в Ленинградскую контрольную комиссию. В частности, он писал следующее:
«Считаю своим долгом сообщить Губкому ВКП(б) о поведении зав. Губсобесом тов. Кроликова, которое, в силу занимаемого им служебного положения, совершенно
дискредитирует Отдел Губисполкома и Наркомат своими возмутительными поступками, а именно:
1. т. Кроликов, совершенно забывая, что он находится в стенах Собеса (гос. учрежд.), неоднократно вызывал меня в свой кабинет и посылал за водкой, которую и распивал здесь же в кабинете, совместно с другими сослуживцами.
2. Желая использовать свое служебное положение в корыстных целях, т. Кроликов совместно с инструктором т. Егоровым (при посредстве последнего) намечает в жертву работницу Уездного Кресткома т. Никанорову, бывшую на Съезде, с целью использования в половом отношении. Как передал мне т. Егоров, номер этот т. Кроликову удался».
Далее Стрелков сообщал об амурных делах Кроликова и о злоупотреблениях служебным положением в виде назначения на должности определенных людей. Также он поведал о поездках Кроликова на выходные: «12 февраля (в субботу) т. Кроликов и инструктор Егоров выехали на Собесовской машине в Парголово в Совхоз, где и заночевали без всякой на то служебной надобности, и в результате чего в понедельник 14/II утром, по приезде обоих их на службу из Совхоза, Егоров получает от члена Коллегии НКСО (Народный комиссариат социального обеспечения. — Авт.) и члена РВСР (Революционный военный совет Республики. — Авт.) т. Царицына И.М. (бывшего в это время на обследовании Собеса) выговор за появление в нетрезвом виде»
[145].
В этом эпизоде хорошо прослеживается взаимосвязь двух девиантных досуговых практик — алкогольных и сексуальных. Действительно, документы свидетельствуют о том, что на подобных пьянках часто присутствовали женщины. Принуждение подчиненных к сексуальным отношениям «под пьяную лавочку» стало практически нормой в советских организациях (этому в немалой степени способствовала высокая женская безработица, заставлявшая конторских барышень держаться за место любыми средствами).
Помимо чисто рекреационных совместные пьянки руководителей разного уровня выполняли и важные социальные функции. На таких посиделках происходило укрепление неформальных связей внутри руководящего слоя. Люди, выстраивавшие по своему усмотрению дополнительные социальные цепочки для защиты собственных интересов, переставали быть просто винтиками большой государственной машины, они приобретали особые корпоративные свойства. Одновременно на неофициальном уровне подтверждалось ранговое превосходство патрона — того, кто занимал самую высокую позицию среди пьющих и распоряжался алкоголем, едой и женщинами. Само по себе приглашение на пьянку служило маркером, отмечавшим «своих». Поэтому отказаться от приглашения было практически невозможно
[146].
Совместная пьянка была и способом принятия решений, причем на самом разном уровне и по самым разным вопросам. Вот, например, как оригинально прошло цеховое собрание партийно-профсоюзного актива на заводе «Красный треугольник» (1 сентября 1929 г.): четверо членов цехпрофбюро (Войтус, Ганделович, Маслов и Михайлов), воспользовавшись низкой явкой, вместо широкого обсуждения кандидатур в цеховое профсоюзное бюро устроили попойку, затем наняли автомобиль и поехали кататься по городу, где заодно и сговорились продвинуть себя в цехпрофбюро (что им и удалось сделать на следующем собрании)
[147]. К несчастью для друзей, этот случай получил огласку, и затея провалилась.
