Электросила. 1929. № 40. 17 октября. С. 1
Часть их круговорот занес домой, и они благополучно проспали до утра, часть же была занесена в Дом-просвет, где они так же закрутили все и всех, устроили драку, избив дежурного члена КОПа, и, кружась, попали в отделение милиции, где приобрели мирный сон за 5 руб. каждый. Фамилии их: Муранов, Гаврилов, Гольм и Рыбакин»
[186].
На «Электросиле» «небольшая группа рабочих. Из них трое — партийцев.
Жаркая беседа: о яйцах, муке, масле и прочей сдобе.
Толкуют о том, кто что припас к „праздничку“.
„А у меня, брат, окорок что надо“, говорит, облизываясь, партиец, „женка, еще когда 85 коп. кило стоило, запасла, а теперь пусть дураки по 1 р. 30 коп. платят“… и опять об окороках, о яйцах, о твороге.
Тошно.
Вот другой цех, работа полным ходом; токарь-партиец, обернувшись к соседу, задает вопрос: „Ты на чем настаиваешь, а я на лимонных корках — это освежает и без привкуса“, и опять та же история: корки, колбасы, куличи.
В глазах круги, отовсюду мерещится всякая жратва. <…> Некоторые из парт. и профактивистов пали в неравной борьбе с окороком, куличом — мир праху вашему, товарищи»
[187].
Объектом критики было не только православие, но и другие исповедания. В частности, угрозу видели в баптистах, чья деятельность в городе была достаточно активна, особенно среди вчерашней деревенской молодежи: «Новые слои молодежи, пришедшие в производство из деревни, не осознавшие еще своих классовых интересов, нередко скверно материально обеспеченные, не охваченные комсомольским влиянием, являются материалом, откуда иногда не без успеха, используя противоречия нашего экономического развития, черпают сектанты себе подкрепление. Нужно прямо сказать, что сектантские организации молодежи, разные бапсомолы, христомолы и другие, им подобные, хотя и медленно, но растут. Взять хотя бы такой пример: на Васильевском острове помещается община баптистов, и если в 1923 г. кружок баптистского союза молодежи насчитывал 38 человек, то в 1926 г. этот же кружок имел уже около 140 членов. Методы работы с молодежью, методы вовлечения молодежи сектанты взяли у комсомола и, „приспособив к обстановке“, культивируют их у себя. Есть у них физкультура, музыкальные кружки, хоровые кружки, кружки кройки и шитья и даже курсы по изучению библии (на манер комсо-политшкол). Организуются специальные собрания для молодежи с пением, концертными отделениями, с душеспасительными проповедями, а иногда и с угощением — стакан чая, бутерброд, яблоко»
[188].
В мае 1928 г. в «Ленинградской правде» вышла статья про «дом на 2-м Муринском, где проходят собрания баптистов»:
«За последнее время по области, особенно в деревне, усилилась и оживилась работа религиозных организаций.
Наступление сектантов есть по существу наступление мелкобуржуазной идеологии, стремящейся всячески оторвать массы трудящихся, в частности молодежь, от советской общественности, покрывая эти стремления „внеклассовой“ трескотней, „христианским социализмом“ и т. д.
По социальному составу сектантские общины представляют собой в большинстве зажиточную кулацкую часть. Наиболее ярко вырисовывается кулацкая физиономия сектантства при анализе его „актива“. Состав руководителей сект — бывшие люди — офицеры, урядники, торговцы, кулаки»
[189].
Много было поклонников в Ленинграде и у Ивана Чурикова (1861–1933), основателя движения, известного как чуриковцы. В Петербурге он поселился еще в 1884 г. и стал проповедовать среди городской бедноты. Вскоре он подвергся гонениям со стороны властей, не раз задерживался за проповеди идей, шедших вразрез с православием. В результате его выслали из столицы, а затем еще поместили на полгода в Самарскую больницу для душевнобольных. Впоследствии он вернулся в Петербург, где у него уже было значительное число сторонников. В 1905 г. создал колонии трезвенников недалеко от Вырицы — привилегированного пригорода Петербурга. В первые годы советская власть не преследовала чуриковцев, его «Общество трезвенников» городские власти даже официально зарегистрировали как сельскохозяйственную «Трудовую Коммуну трезвенников Братца Иоанна Чурикова» в 1928 г., а через год его арестовали, и в 1933 г. он скончался в заключении.
Поддержка большевиков в первые послереволюционные годы была вполне логичной — основой деятельности Чурикова являлась борьба с пьянством. Однако впоследствии деятельность «братца» показалась опасной.
Образ священника стремились связать с аморальными, а то и преступными действиями. Достаточно широкое распространение получил сюжет о замешанности служителей культа в гомосексуальных отношениях и педофилии. Учитывая, что просто однополые отношения были декриминализированы, широкой огласке они предавались, когда дополнялись обвинениями священников в растлении мальчиков. Массовый общественный интерес привлек суд над служащими Охтинского собора, дьяконом Храновским и иподьяконами Федоровым и Бабаевым. Вот как описывает его газета «Безбожник»:
«Начиная с 1921 г. Храновский, систематически завлекая к себе на квартиру детишек, преимущественно мальчиков, давал им „конфекты“, несколько копеек или книжку и удовлетворял с ними распущенную похоть в самых извращенных формах. Развращал не только физически, но и нравственно: показывал детишкам порнографические карточки, растолковывал им разные гнусности. Где же все это происходило? — Везде, где только можно было „пристроиться“ Помимо квартиры Храновского — на паперти Охтенского собора, в ограде церкви, на улице. Пятилетнему Вишнякову Павлу Храновский дал за „это“ 1 коп., Евгении Белых — 3 коп., а 12-летнему Ярутович — 50 коп. и напоил его пивом. Разврат совершался не только самим Храновским, он вовлек в него и своих ипподьяконов. Тогда мерзости творились „троицей подсудимых“ „купно, соборне“, как „соборне“ совершали они священнослужения, молебны, крестины и отпевания в домах родителей, детей которых растлевали. Как относился Храновский к детям? Свидетелю Акинфиеву он хвастался, указывая на детвору: „Вот товар, который мне больше нравится, с ними все можно…“. Чтобы не допустить расправы над подсудимыми, их охранял усиленный наряд милиции»
[190].
