Посетители гостиницы «Европейская» в отдельном кабинете ночного ресторана. 1924 г. (ЦГАКФФД СПб. Гр. 5660)
Сифилис и гонорея были, видимо, даже более важной причиной внимания к проблеме проституции, чем борьба за нравственность. Значительная, если не большая часть статей в профессиональных медицинских журналах 1920-х гг. посвящены именно им, и проституция объявлялась важнейшей причиной их распространения. Судьба деревенской девушки, ставшей проституткой и сгинувшей в большом городе, отражена в следующих песенных строках:
Теперь в деревню не поеду,
Боюсь родных я заразить,
Я остаюся в Ленинграде
Проклятый сифилис лечить
[262].
О том, что корыстным барышням скорее грозил сифилис, нежели богатство, сообщали даже комиксы на страницах рабочих газет. Например, на страницах «Листка рабкора» в 1925 г. опубликовали иллюстрированное стихотворение, посвященное работнице, которая ради дорогих нарядов продается богачу:
Для начала — много ль мало,
Пудрить нос Маруся стала.
Дальше ж — больше, говорят,
Стал прельщать ее наряд.
Разодетые девицы,
Их накрашенные лица
Возбуждают зависть в ней:
«Эх, одеться б так бы ей!».
На наряды ж деньги надо,
Дать не может их зарплата,
А соблазн порой велик.
Результат — нэпман старик.
Богатый нэпман заражает Марусю сифилисом, и на картинке мы видим девушку с отвалившимся от болезни носом.
Коли к жизни нет запроса
Кроме пудреного носа,
Коль увидишь в нем лишь свет,
Знай — его простынет след.
А на последней картинке изображен рабочий, выступающий на сцене и показывающий зрителям надпись на плакате: «Проституция — наследство буржуазии. Она унижает человеческое достоинство, отравляет душу и разрушает тело»
[263].
Особо страстные публицисты описывали целые районы города как места, буквально пропитанные миазмами сифилиса:
Листок рабкора. 1925. 24 января. С. 2
«Вот у нас сейчас слово „сифилис“ получило право гражданства. Никого оно не шокирует и — как слово — не пугает.
Но мало — знать слово.
Надо еще понять, что за ним скрыто.
Надо знать, что сифилис — это — Лиговка, это — „Невский — ночью“, это — кабак, это — номера, торгующие под вывеской „гостиница“ приютом для свиданий…
Диспансер? Очень хорошо.
Но в нескольких шагах от него по панели разгуливает — „Дурная болезнь“.
Вон она идет, постукивая каблучками с зараженной папироской в накрашенных губах…
Прямо с этой панели можете ехать в диспансер.
На трамвае. За 7 копеек. Одна станция.
Ах, эта страшная панель, хранящая в себе источник заразы!
Когда профессора Н.И. Пирогова спросили:
— Как бороться с распространением сифилиса?
Он указал на трактир, мимо которого проходил со своим собеседником:
— Закройте этот „Дунай“!
На какой-то лекции врач-лектор высказал парадоксальное предложение:
— Если вдруг переловить ночью всех прохожих в районе Лиговки и пр. 25 Октября и переосвидетельствовать их, то сифилитиков окажется 90 %!
Девяносто — не девяносто.
Но — много.
Трактир „Дунай“ — чайнушки, пивнушки, кафе, номера — питает этот страшный процент.
И сама собой рождается формула:
— „Панель = пивная + чайная + номера = проституция = сифилис“…»
[264].
«Будет, тварь, тебе ломаться, Раздевайся, пойдем спать»
Вопрос причин обращения к проституткам волновал советских врачей и общественных деятелей не меньше, чем причины выбора девушками порочного пути. Что же тянуло рабочего к продажной женщине? Той, которая «превращает ночь в день и день свой проводит в отупляющей подготовке к бессонной ночи. Она встречается только либо с такими же несчастными, как она, либо с мужчинами, которых она узнает в самые худшие, самые недостойные и низменные моменты их жизни. Она привыкает до одурения курить, пьянствовать и нанюхиваться кокаином»
[265].
Во-первых, его объясняли историческими традициями: «В среде современной молодежи, и не только буржуазной, но отчасти и рабочей, господствует совершенно неправильный и уродливый взгляд на проституцию. Иметь общение с проститутками не только не считается деянием, которое надо скрывать, но даже, наоборот, в этом видят какое-то молодечество.
Над юношей 16–17 лет, который еще не начинал своей половой жизни, подтрунивают, называя его „красной девицей“, „бабой“, „размазней“ и другими „уничижающими“ прозвищами»
[266].
Некоторые идеологи борьбы с этим социальным злом старались показать, что никаких объективных условий для его распространения в СССР нет: «В условиях нашего современного быта спрос на проституцию не может быть оправдан соображениями о каких-либо экономических и иных факторах. Спрос на проституцию есть пережиток старого, для которого в настоящем нет достаточных объективных условий. Пропаганда в борьбе со спросом должна вестись не в плоскости морали, а в плоскости выработки новых гигиенических навыков. Необходимо создать в рабочих массах такое настроение, которое сделало бы позорным факт пользования проституткой»
[267].
