Непосредственно квартира была на втором этаже, откуда легко проникнуть на вполне уютный чердак, который жильцы использовали для просушки белья. Ключ от чердачной двери был прицеплен к брелоку, который передал Паршину хозяин жилья.
— Олег там все разведал, — еще в дороге сообщила загрустившая от воспоминаний Евдокия. — Через чердак можно попасть в подъезд за перемычкой и выйти незаметно. Замок на чердаке другого подъезда простенький, навесной. Олег собирался туда наведаться и оставить дужку незамкнутой… для срочной эвакуации.
— Н-да, — сочувственно крякнул Шаповалов, уловивший настроение напарницы. — Хороший Олег мужик. Толковый, правильный. — Шпион тактично не добавил «был». — Приедем, оглядимся, я сам на чердак слазаю.
И слазал, разумеется. Но вначале, оставив Евдокию в машине, проверил квартиру и включил иллюминацию в двух комнатах и кухне.
Потом вернулся к «рено» за Евдокией и вещами.
— Порядок, — хмыкнул удовлетворенно. — Точка замечательная, первый класс. Выбирайся вместе с сумкой.
Чуть позже, порядком озадачив Дусю, он почему-то обрадовался обнаруженному на подоконнике погибшему цветку в большом кашпо. Откинув занавеску, поковырялся пальцем в сухой земле и задумчиво пробормотал:
— Ну надо же… Как по заказу, отель — «все включено», сухой земли в такую непогоду искать не надо.
— А зачем вам сухая земля?
— Завтра поймешь, сейчас мне некогда — дождь скоро прекратится. Если синоптики, конечно, не обманули.
Приказав Дусе располагаться и держать оборону, Николай Васильевич покинул их временное расположение. Исчез в ночи, как грозный призрак.
Евдокия прошлась по двум комнаткам и достаточно вместительной кухне. Поскрипела дверцами потертых, но довольно крепких шкафов. Раскрыла форточки — спертый воздух, ей показалось, напоминал о сотнях мимолетных постояльцев и как минимум паре кошек: квартирка была малость неухоженной, каменный двухэтажный дом — старым, обветшалым.
Зато вокруг него стояла тишина. Несколько кварталов с похожими домишками располагались в тихом полуцентре Н-ска, вдали от шумных улиц и проспектов с неоновыми вывесками магазинов.
С тишиной деревенского дома Савелия, конечно, не сравнить, но, слава богу, здесь не оказалось ходиков. Евдокия опасалась, что тиканье часового механизма навсегда станет для нее чем-то похоронным. Вроде марша Шопена.
Дуся застелила в комнатах кровати найденным в шкафу бельем. Белье пропахло старым домом и тем же мимолетным с кошками. Сыщица легла в постель не снимая легинсов, футболки и носков. Не потому, что брезговала, — в одежде она чувствовала себя более уверенной и ко всему готовой.
Николай Васильевич вернулся за полночь. Неслышно подошел к двери в комнату Евдокии, но открываемая дверь, в отличие от половиц, тихонько скрипнула.
Заметив, что приятельница приподняла голову над подушкой, он произнес:
— Спи, спи, моя хорошая. Все в порядке. Если завтра проснешься, а меня нет, то тоже не переживай — кучу дел переделать надо.
Ничуть не преувеличил. Утром — довольно поздним, стоит отметить, — выспавшаяся Евдокия открыла глаза и услышала шорох, доносящийся из кухни. Побежала спрашивать Васильевича, как их дела, какие новости…
Слова застряли в горле. Так как сосредоточенный шпион был очень-очень занят: высыпал из кашпо засохший грунт в огромный ржавый таз, заботливо застеленный газетами. И действовал так глубокомысленно, в латексных перчатках, словно просеивал золотоносную руду.
Застыв на пороге кухни, недоумевающая Евдокия не отважилась его отвлекать. Продолжила смотреть, как Николай Васильевич тщательно разминает пальцами землю и ломает корни цветка, погибшего так давно, что даже его вид не определялся.
— Хорошая квартирка, Дуся, — бормотал при этом. — Все словно по заказу, я даже в хозяйственный магазин не пошел.
Зачем ему понадобился магазин, Дуся поняла чуть позже, когда увидела, как Шаповалов, привередливо роясь в посудном шкафу, изучает пару дуршлагов и одно, местами драное, сито.
Выбрав посудину с подходящими отверстиями, он достал из пакета пластмассовые контейнеры с белым порошком, высыпал их содержимое на горку грунта и бережно перемешал порошок с землей.
— Это, Дуся, флуоресцентный пигмент с кое-чем добавочным, — начал объяснять. — Примерно таким пигментом обрабатывают купюры, когда взяточников берут. Дрянь, я тебе скажу-у-у… фиг отмоешь. А купить можно практически в любом магазине, где красками торгуют. И в нашем случае, Дусенция, пигмент — секретное оружие. — Николай Васильевич отвлекся от процесса перемешивания грунта с порошком, подмигнул напарнице. — Нам ведь что нужно, душа моя? Нам нужно понять, сколько человек против нас работает. Это на первом месте, оттуда мы начнет плясать. И эта штука, — утянутый в латекс палец указал на содержимое таза, — надеюсь, нам поможет. Я еще прикупил пару ультрафиолетовых фонариков, которые нам следы в любой темноте высветят. Догоняешь?
— Нет, — чистосердечно призналась Евдокия.
— Ну и ладушки. Давай-ка умывайся, завтракай и причепуривайся, подробности на месте. График у нас, Дуська, жесточайший! Через полчаса надо звонить Людмиле и отправлять ее за паспортом.
Дуся кивнула. Николай Васильевич выглядел таким воодушевленным, что у нее даже аппетит проснулся.
Пока сыщица увлеченно пережевывала бутерброды с колбасой и сыром, дорогой шпион растолковал в деталях, как нужно разговаривать с Людмилой, учитывая, что пока непонятно, прослушивают ее или нет: с сисадмином следует говорить экивоками-намеками, одновременно вынуждая Люсю давать какие-то комментарии по сути дела. Неприятель должен понять только одно: Людмиле предстоит встреча с ее начальницей, но где конкретно…
Подробностей выдавать категорически нельзя! Иначе умный враг очутится на месте прежде, чем туда прибудет «наживка», задержавшаяся у Кашина.
За беседой Евдокия разобралась с завтраком. Васильевич протянул ей один из их кнопочных телефонов и напутствовал с сочувственным пониманием:
— Давай. Понимаю, что обманывать друзей непросто, но без Люси нам никак. Тем более что у нее самой брат в СИЗО.
— Его бы отпустили, если б не мы, — понуро напомнила Евдокия и набрала номер сисадмина. — Здравствуй, Люся, это я. По имени меня не называй…
Врать отличной девчонке, ставшей за полтора года настоящим другом, и вправду было, мягко выражаясь, гадко. Тем более что Евдокия знала, какая нервотрепка Люсе предстоит. Бедняжка с ума сойдет от мысли, что Евдокия ее где-то ждет, а ей приходится париться в кабинете следователя, подписывать никчемные бумажки…
Жуть! Пакость. Но выбора иного не было.
Едва услышав голос Дуси, Людмила чуть не разрыдалась:
— Дуся-а-а… я видела вчера по телевизору…
— Я знаю, что ты видела, — перебила Евдокия. — Я — в розыске. И потому обращаюсь к тебе с просьбой. Поможешь?
