— Зуб даю. Клянусь.
Дуся положила Синицыной еще один кусок торта, вкратце посвятила ее в череду событий и подвела итог:
— Если б твой верблюд не сверкнул под фонарем, Нифася перчатку не заметил бы, не поднял, и парилась бы я сейчас, подруга-а-а…
Евдокия отставила чашку с чаем и загрустила. Да, она бы, вероятно, провела на зоне много лет и каждую ночь отбивалась от соседок по нарам. Но Паршин был бы жив. Жив, пусть и не рядом с ней!
В найденном ноутбуке Зубарева нашли заготовленное письмо от лица покойной Василины. У Евдокии волосы шевелились, когда она представляла свою жизнь на зоне, полную ужаса и боли, подготовленную для нее убийцей.
Но, впрочем, все закончено, Зураб уже не воскреснет. Васильевич сказал, что Дусе вообще медаль положена — такого волчару завалила! — а он так и вовсе б орден дал.
Но Паршина ей не вернет ничто. И стало так невыносимо тошно, что Дусю чуть не вырвало на самом деле! Она закашлялась и сгорбилась, придерживая у губ ладонь, чуть не бросилась к туалету…
Но удержалась. Услышала вопрос Синицыной:
— А ты, подруга, часом не беременна? Чего-то бледновато выглядишь. Давно мутит?
Оторопевшая сыщица разогнулась, подсчитала дни…
Матерь Божья, задержка уже две недели!!
И сразу же вопрос: «Кто?!» Кто отец ее ребенка?!
Тошнить начало, когда в «Сплетнике» появились «фотосессии». То есть ребенок, получается, от Антона.
Но замутить тогда могло от страха! Потом позывов, кажется, не было.
Господи, сделай так, чтобы ребенок был от Паршина!!
Постскриптум
Первые дни мая выдались необычайно жаркими. Евдокия, с трудом умещая огромный живот за утлым пластмассовым столиком первого попавшегося столичного кафе, наслаждалась тенью от навеса. Потягивала фреш. Сегодня мама кошеварит у нее дома, готовит обожаемые дочкой голубцы — нашлась капуста подходящая. Саму потенциальную мамашу выставила из дома на прогулку: «Надо ходить! Надо двигаться! Хватит валяться с книжкой на диване!»
Евдокия улыбнулась и погладила живот. Ребенок отозвался, толкнул маму ножкой или ручкой.
По узкой улице, заставленной автомобилями, тихонько крались джипы. Огромные и черные, искали, где припарковаться.
Не выйдет, братцы.
Словно подслушав Евдокию, пассажирская дверь «ровера» распахнулась, и из салона, на ходу, выпрыгнул высокий мужчина в черном костюме, белой рубашке…
И сердце Дуси сжалось: «Как нашел?!»
С грацией сытого тигра огибая столики, к ней шел Антон. Крученый. Самоуверенный, черт побери, красивый, как всегда!
— Привет, — сказал Антон, словно они только что расстались, и сел за столик. — Позволишь? Как дела, как себя чувствуешь?
Дуся ошарашенно помотала головой. Забыла поздороваться. Антон смотрел на нее с затаенной улыбкой, было видно, что очень рад ее увидеть. Особенно беременную.
— Ребенок мой? — спросил без экивоков.
— Нет, мой, — твердо ответила Евдокия.
