– И долго вы занимались финансами пана Теляка?
– Более десяти лет, с девяносто четвертого года.
– А к вам можно прийти просто так, с улицы?
– Можно, хотя обслуживание не гарантировано. Мы – фирма маленькая, но элитарная. У нас немного клиентов, и ни один из них – как бы это выразиться – не живет на сбережения. Все пришли к нам по рекомендации. Мы умеем зарабатывать для них много денег, но и наши гонорары нельзя отнести к маленьким. Несмотря на это, еще не случалось, чтобы кто-то из клинтов был недоволен нашими услугами.
– А вы не таинственная секта?
– В смысле?
– Истекающие сексом ритуалы посвящения, хостес, одетые лишь в две стодолларовые бумажки, ритмичные удары в бубен и вообще удары…
– Мне об этом ничего не известно.
– А может, вы знаете, были ли у пана Теляка враги или люди, завидующие его положению и деньгам?
– ???
– Вам говорят о чем-нибудь имена: Цезарий Рудский, Эузебиуш Каим, Барбара Ярчик, Ханна Квятковская?
– Рудского я видел пару раз по телевизору, по-моему, он выступал в качестве эксперта в ток-шоу. А у моей жены есть его книга о решении семейных проблем. Остальные фамилии ничего мне не говорят.
– А Камиль Сосновский?
– Тоже нет.
– Жаль. Прошу не удивляться следующему вопросу. Я не шучу, а проверяю важную версию следствия.
– Жаль. Мне понравились ваши шутки.
– Один прокурор сказал бы, что в этом случае первенство за вами. Не помните ли вы со студенческих времен, может, Хенрик Теляк рассказывал вам о женщинах, с которыми встречался, вероятно, в еще более давние времена? Была ли у него большая любовь? Не стала ли уделом его и ее какая-нибудь трагедия, ошеломляющий травматический опыт?
– Мне ничего не известно на эту тему. Политехнический никогда не был местом для подобных наблюдений, девушек там мало, но я помню, что Хенрик почти никогда не участвовал в наших походах – простите за выражение – на жопы. Два раза он с кем-то ходил по несколько месяцев, но не скажу, чтобы это было серьезно. Вообще он был довольно несмелый. На последнем курсе, кажется в восемьдесят четвертом году, Хенрик влюбился вусмерть в Ядзю. Она его не хотела, и он ходил как потерянный. Чудо, что защитился. Но сразу после этого мы расстались, а когда встретились в следующий раз, они уже были мужем и женой. Свадьба состоялась в восемьдесят восьмом или девятом.
– Это было удачное супружество?
– Мы не так часто виделись, чтобы я мог оценить.
Как только Кузнецов покинул резиденцию фирмы, Игорь вошел в кабинет шефа. Он был без пиджака.
– Что за упрямый дурачок, я аж вспотел. Меня злость брала всякий раз, как он открывал рот. Ненавижу таких людей. Ты все слышал?
Он кивнул.
– Похоже, мы не можем больше притворяться. Они не бродят на ощупь. Меня прямо заморозило, когда он о нем спросил. Я не думал, что они на него выйдут.
Президент встал и подошел к окну. Фактически, в этом было определенное неудобство, но по сравнению с другими опасностями, от которых им приходилось уходить в последние годы, – ничего такого, из-за чего следовало бы волноваться. Он глядел на простирающийся внизу бетонный луна-парк и думал, что, обладай он божественной силой, открыл бы в течение одной минуты все тайны, скрывающиеся в стенах грустного городка Варшава. Все! Не только самые большие – их хранителем также был он, от сохранения которых зависела безопасность государства. Но и мошенничество в торговле, нелояльность, супружеские измены, ложь во время флирта, родительские полуправды, детские утаивания. Вот так, одним щелчком, все открылось бы. Неужели нашлась бы тогда хотя бы одна особа, которая осмелилась бы повторить вслед за их божком, окруженным слепым культом: «Правда освободит вас»
[90]? Сомнительно.
– Ты прав, – сказал он, отворачиваясь от окна. – Пора действовать. Кузнецов, по моему мнению, безвреден, а о прокуроре Шацком мы должны узнать как можно больше. Где работает его жена, куда дочка ходит в школу, кого он трахает на стороне, с кем встречается за пивом и кого не любит на работе. Я думаю, в конце недели нужно нанести ему визит.
– Когда я должен это сделать?
– До утра в среду. Потом уже может быть поздно.
4
Цезарий Рудский выздоровел и вернулся к своему стильному хемингуэевскому имиджу. Тоненький гольф, седоватые волосы с перевесом белого цвета, производящие впечатление пушистости, такая же борода, проницательные бледно-голубые глаза и терапевтическая улыбочка, одновременно дружеская и насмешливая. Весь его облик, казалось, говорил: этот мужчина наверняка выслушает вас с интересом и пониманием, но сохранит разумную дистанцию и воздержится от вторжения на интимные территории. Да, Цезарий Рудский мог быть представлен на билбордах, рекламирующих психоанализ.
Шацкий начал с разговора о гипнозе, терапевт отвечал долго и расплывчато, так что в конце прокурор был вынужден попросить его не объяснять подробно теорию, а только отвечать на вопросы.
– Можете ли вы загипнотизировать пациента?
– Конечно. Я редко этим пользуюсь, поскольку считаю, что терапевтический процесс должен быть вполне сознательным. Однако часто источник заболевания лежит в глубоко запрятанном воспоминании, и невозможно добраться до него иначе, как путем регрессирования пациента. Я прибегаю к этому в самом крайнем случае.
– Регрессирование? – Шацкий желал убедиться, что они с Рудским имеют в виду одно и то же.
– Возвращение пациента к прошлому. Это деликатная операция, требующая осторожности и такта. И отваги, поскольку пациент часто движется по таким воспоминаниям, которые лучше всего сохранились в памяти либо сильнее всего вытеснены из нее. Это может шокировать. У меня была пациентка, к которой в детстве приставали опекуны в детском доме, страшно исковерканная женщина. Но я не знал об этом. Она – в определенном смысле – тоже нет. Когда во время регрессирования она вдруг начала рассказывать голосом и словами маленькой девочки о подробностях оргии, в которой ей пришлось участвовать, можете себе представить, меня вырвало.
– Может, лучше, что о некоторых вещах мы не помним.
– Я тоже так считаю, хотя у многих терапевтов иное мнение. Я думаю, наш мозг знает, что делает, приказывая нам что-то забыть. Хотя существуют поступки, которые нельзя выкинуть из памяти. Вы об этом лучше меня знаете.
Шацкий наморщил лоб.
– Что вы имеете в виду?
– Поступки, за совершение которых полагается кара. Преступления. Убийства.
– А вы сообщили полиции или прокуратуре о воспитателях из детского дома?
– Моей пациентке было почти шестьдесят.
– Но если бы во время гипноза вы встретились с информацией о совершенном недавно преступлении и знали бы, что скрыть ее лучше для вашего пациента, что бы вы сделали?
