Она прикрыла ему глаза руками.
– Грошик за твои мысли, – шепнула она.
Он только покрутил головой.
Она прижалась к его спине.
– Это так несправедливо, – сказал он, наконец.
– Эй, не преувеличивай, – бросила она с деланой веселостью.
– Но это чуть больше, чем ничего.
– Меня не интересует «чуть».
– Не всегда удается больше. Может, никогда.
– Ты пришел, чтобы мне это сказать?
Он минуту колебался. Хотелось соврать, как обычно. С некоторых пор это так легко получается.
– Да. И дело не только в… – он понизил голос.
– В твоей семье?
– Произошло кое-что еще, не могу рассказать тебе подробности, но я оказался вовлечен в мрачную аферу и не хочу тебя в нее вмешивать.
Она оцепенела, но не отпустила его.
– Ты что, принимаешь меня за идиотку? Почему не скажешь правду? Что влюбил меня в себя ради забавы, это была ошибка, и теперь тебе следует заняться женой? К чему фигня? Сейчас ты начнешь говорить, что работаешь для правительства.
– В определенном смысле это правда, – он улыбнулся. – И клянусь: я не вру. Боюсь, тебя могут использовать, чтобы попасть в меня. Что касается влюбленности, поверь, все совсем по-другому.
Она сильнее прижалась к нему.
– Но ты останешься на сегодня? Хотя бы это ты мне должен.
Он воображал себе эту сцену во всех возможных вариантах, но такого сценария не предвидел. Шел за ней через прихожую в спальню, и внезапно ему ужасно захотелось смеяться. Ты топчешься, подумал он. Топчешься, как сатир с кривыми волосатыми ногами. Топчешься, как вечно возбужденная обезьяна конобо с красным задом. Топчешься, как старый пес, почуявший суку. Топчешься, как идиот среднего возраста. В тебе теперь нет ничего человеческого.
Когда она открыла дверь в спальню и кокетливо улыбнулась, ему пришлось сильно укусить себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы не разразиться смехом.
Они были очень деликатны и искали друг друга, словно школьники, а не как взрослые люди, собирающиеся в постель. Расстегивая пуговички ее шортов, глядя, как она поднимает ягодицы над кроватью, чтобы их с себя снять, как потом стягивает через голову ти-шорт с репродукцией «Полуночников» Хоппера, он чувствовал лишь холодное любопытство. А через минуту, лежа нагишом рядом с ней и глядя на ее тело, вообще перестал что-либо чувствовать.
Он был поражен. Знал, что она привлекательна. Молода. Аппетитна. Что она иная. Прежде всего, иная. Он замечал, как мужчины оглядываются ей вслед. Стократно воображал себе все фрагменты ее тела. А теперь, когда это тело лежало перед ним в надежде на секс, оно стало ему совершенно безразлично. Он был поражен, внезапно осознав, что может не оправдать себя как мужчина. Его тело не хотело ее тела, с явным равнодушием относясь к усилиям, предпринимаемым для этого мозгом. Его тело не желало изменять. И если бы не мысль, что из этого ничего не получится, все, возможно, пошло бы по-другому. Но эта мысль, самая страшная из всех, которые могут возникнуть у мужчины, привела к тому, что он оцепенел. К сожалению, не в своих ключевых областях. Его заполнили наполовину паника, наполовину стыд. Места для желания не осталось.
Ему хотелось исчезнуть.
Наконец, она заставила его на нее поглядеть. Поразительно, но она улыбалась.
– Эй, дурачок, – сказала она. – А ты знаешь, что я могла бы лежать рядом с тобой неделями и чувствовала бы себя счастливейшей женщиной на земле?
– Я болен, – простонал он уныло. – Принеси мне лезвие. Я не хочу жить.
Она рассмеялась.
– Ты глупый и скованный, будто гимназист. Прижмись ко мне, и проспим так несколько часов. Я столько дней мечтаю проснуться рядом с тобой, а ты никак не хочешь этого понять.
Он не понимал. Хотел умереть. Она заставила его лечь на бок, вжалась в него спиной и заснула почти сразу. Удивительно, но и он, размышляя, спит ли она достаточно крепко, чтобы удрать от нее, понемногу погрузился в сон.
Очнулся через несколько часов, вспотевший от душной ночи. В первую минуту не мог понять, где он. Перепугался. Но только в первую минуту.
Было – может, и не фантастически, но вполне. В ключевой момент ему вспомнился рассказ одного знакомого по лицею, который, добравшись, наконец, до девушки, о которой мечтал много лет, пришел на следующий день в школу и признался в курилке:
– Знаете, что? От нее было больше удовольствия, когда я дрочил в сортире.
Ему снова пришлось закусить губу.
На часах «ситроена» было несколько минут шестого, а солнце поднялось уже высоко, когда он припарковался перед своим домом на другом берегу города. Тихо вошел в квартиру, разделся в прихожей, засунул белье в низ корзины, чтобы Вероника не почуяла запаха другой женщины. В их салоно-спальне на столе лежала перевязанная тонкой ленточкой компьютерная игра – новейшая серия Splinter Cell
[118]. И карточка: «Моему шерифу. В.» Он горько усмехнулся.
Раздел одиннадцатый
Суббота, 18 июня 2005 года
Санитарные службы всех стран Евросоюза изымают продукты питания, содержащие чили, куркуму и пальмовое масло, зараженные канцерогенными красителями. Исследования показывают, что русские не замечают строгой цензуры в своих и государственных средствах массовой информации. Врачи на конференции в Торуни признали, что польки менее активны сексуально, чем немки или француженки. Уже тридцать процентов польских женщин жалуются на фригидность. Команда ИНП победила в стрелковых соревнованиях работников охранных фирм. Леппер предполагает, что Белка, Бальцерович и Цимошевич сотрудничали с СБ. Тем временем последний из упомянутых пребывает вместе с супругами Квасьневскими на именинах у Леха Валенсы. Нынешний президент вручил предшественнику бутылку красного вина. В Варшаве лидеры нормальности – Роман Гертых, «все-поляки» и скины из ONR
[119] – промаршировали своим парадом. Они скандировали: «Педофилы, педерасты – вот ЕС-энтузиасты». Граждане смогли посетить ночью столичные музеи и галереи, а в метро послушать, как названия станций на ломаном польском языке объявляют дети беженцев. Максимальная температура – 18 градусов, облачно, небольшой дождь.
1
Каким образом удалось пережить пятницу, осталось для Шацкого загадкой. Он проснулся – вернее, был разбужен – с головной болью и температурой почти тридцать девять градусов. Когда он сполз с постели, началась тошнота, и он едва не лишился сознания по пути в туалет. Пришлось сесть на пол в прихожей, чтобы исчезли черные точки перед глазами. Позвонил на работу и сказал, что будет позднее, принял двойной аспирин и вернулся в постель, где – он был уверен – не уснул, а потерял сознание.
