– Лето, – пела Сара Воан, ее голос казался каким-то замогильным, – и жизнь становится проще…
Глава сто тридцать шестая
– Есть тут что-то странное, – сказал Демарко Джейми. – Он как-то тут замешан. Я бы поставил на это свою пенсию.
Он смотрел, как мимо проплывают красные сосны, пока Джейми увозила их из поместья. Когда машина приблизилась к противоположной стороне улицы, ворота поднялись.
– Я не хочу, чтобы он вмешивался, – сказал Джейми. – А что тогда будет с ней?
– Подумай об этом, – сказал Демарко. – Его жена чернокожая. Все жертвы были чернокожими. Но относительно светлыми, все семь.
– Но ведь она жива.
Демарко покачал головой.
– Ты к ней поближе пригляделась, чем я, – сказал он потом. – Она просто так сидела, или…
– У нее какая-то деформация позвоночника. Она была его пациентом. Так они и познакомились.
– Ни у кого из девушек не было подобных заболеваний? Не помню, чтобы об этом упоминалось.
– Мы не видели отчет судмедэкспертизы.
Демарко снова покачал головой, размышляя, гадая.
– Он в этом замешан. Я просто это знаю.
– О боже, – ответила Джейми. – Его жена такая милая… такая беззащитная.
– Мы не можем решать такое, – сказал Демарко.
Какое-то время они ехали в тишине.
– Он привез ее сюда весной 2005-го, – сказала потом Джейми. – После того, как они поженились.
Демарко отвернулся от окна и уставился на сторону ее лица, повернутую к нему.
– Может, это всего лишь совпадение? – сказала она.
– Их уже целая куча.
– Я буду молиться, чтобы это был не он. Ради этой женщины.
Он нагнулся ближе к Джейми и положил руку ей на плечо:
– Ты мне никогда не говорила, что молишься.
– Последнее время я делаю это чаще.
– Я бы хотел как-нибудь поговорить с тобой об этом, – сказал он.
– О молитвах?
– Скорее о том… кому они?
– Я не уверена, – ответила она.
– Я тоже, – пробормотал он.
Глава сто тридцать седьмая
Ночью Демарко проснулся в панике и потянулся за телефоном, чтобы проверить дату. Он был почти уверен, что вчера было воскресенье, но телефон твердил обратное. Это еще больше сбило его с толку. Почему его сердце колотилось так, будто он изо всех сил бежал от чего-то невидимого? И почему воскресенье?
И тогда он все понял. Он и так уже пропустил слишком много воскресений с Райаном-младшим. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Ему нужно было быть ближе к своему мальчику. А его могила за сотню миль.
Он выскользнул из постели, стараясь не разбудить Джейми. В боксерах и футболке он на цыпочках спустился вниз в темноте, крепко держась за перила.
Он остановился внизу лестницы, безуспешно пытаясь вспомнить, зачем спустился. Может, он ходит во сне? Или услышал какой-то шум? Какой-то беспорядок снаружи?
Он подошел к входной двери, открыл ее и выглянул в темноту трех часов ночи. Воздух словно прилипал к его груди и рукам и был прямой противоположностью искусственно охлажденному воздуху, дующему в спину. Он стоял, уставившись в темноту, не видя ничего конкретного – просто какой-то огромный черный бассейн, заполненный домами, кустами, деревьями и лужайками, со спящими, ничего не замечающими людьми, которых можно убить во сне или по дороге на работу и в школу. Он чувствовал запах кустов клетры, как и едкий креозот. На главной улице в двух кварталах отсюда слышалось легкое движение – туда-сюда мелькали необычные тусклые огоньки. Ничто из этого не было четким, все было окутано мраком.
«Тьма прячется сама в себе», – подумал он.
Джейми нежно коснулась его талии, отчего он испугался и на мгновение напрягся. Ее руки обвили его талию, и она прижалась к нему, ее губы оказались у основания его шеи.
– Что такое? – прошептала она.
– Все вот это – иллюзия, – сказал он спустя какое-то время.
– Что «это»? – спросила она.
– Этот милый городок. Любой городок. Они хорошо выглядят со стороны, но… не когда ты присматриваешься ближе.
– А что ты видишь ближе? – спросила она.
Он не ответил, и она задумалась, к чему он ведет. Может, он все еще спал? И никак не мог проснуться?
– Ты в порядке? – осведомилась она, почувствовав его дрожь, будто что-то прошло сквозь него.
– Ты читала Монтеня? – спросил он.
– Не припоминаю такого. Что он написал?
– «И вот мы восседаем на самом высоком троне в мире, однако там же восседаем на собственных хвостах». Что-то такое.
– Насколько я понимаю, смысл в том, что мы все еще животные?
Он снова молчал. Она коснулась лбом его спины, а руками его живота.
– Знаешь, что я вижу, когда смотрю туда? – сказал он.
– Расскажи, – прошептала она.
– Я вижу лаборатории амфетамина и наркопритоны. Мужчин, избивающих своих жен, подружек и детей. Я вижу, как пьяные водят машины… как подонки насилуют маленьких девочек и мальчиков… как политики врут, шпионят и продают нас направо и налево. Все улицы кишат ими. Ублюдками, продающими наркотики, пушки, женщин и бог знает что еще.
– Они не повсюду, малыш. К тому же нас таких много, кто старается все это подчистить. Я права?
Он положил свои руки поверх ее, она дарила ему такое тепло.
– Мы проигрываем, – сказал он.
– Нет, – заверила она его и прижалась губами к его спине, поцеловала плечо.
– Я никогда не рассказывал тебе, что сделал в Панаме, – сказал он.
– Ты и не должен.
– Наши вертолеты освещали небо, как рождественскую елку, – сказал он ей. – Это и было на Рождество. В полночь рождественской ночи. Ракеты и бомбы падали так же часто, как снежинки. Три дня они сжигали целые кварталы и убивали все, что двигалось. И все для того, чтобы избавиться от Норьеги. Тогда он уже много лет получал чеки от ЦРУ, но передумал сотрудничать. И знал слишком много.
– О ЦРУ?
– И о том, почему мы там. Даже я этого не знал. Я понял только много лет спустя.
– Ты был солдатом. Делал то, что тебе приказали.
– Мы использовали огнеметы, – сказал он. – Потом бросали тела в ямы и закапывали. Они просто таяли, когда ударяло пламя. Их лица, имена, семьи… все. Четыре тысячи градусов по Фаренгейту. Все просто растаяло в земле.
К тому времени, как он закончил, она дрожала. На его коже она тоже чувствовала мурашки. Она обняла его крепче, сильнее прижалась к нему.
