Кроме камеры, после оплаты похорон у него осталось двести семнадцать долларов и дребезжащий «форд», который ездил только в сухую погоду. Шансы проехать на нем через все Соединенные Штаты стремились к нулю, но Карл почти столько, сколько себя помнил, мечтал о новой жизни, а теперь его главная и последняя отговорка наконец упокоилась на кладбище Святой Маргариты. И вот за день до того, как кончилась аренда, он упаковал выгнутые стопки снимков смертного одра и вынес на обочину – для мусоровоза. Потом поехал на запад, с Парсонс-авеню на Хай-стрит, и направился прочь из Колумбуса. Его целью был Голливуд, но тогда он плохо ориентировался на дорогах и каким-то образом тем вечером оказался сперва в Миде, штат Огайо, а там и в «Деревянной ложке». Оглядываясь в прошлое, Карл верил, что туда привела сама судьба, но иногда, вспоминая мягкую и нежную Сэнди пятилетней давности, почти жалел, что зашел в ресторан.
Стряхнув воспоминания, он одной рукой выжал в рот зубную пасту, пока второй ублажал себя. Это заняло несколько минут, но наконец он был готов. Вышел из ванной голый и немного настороже; к обвисшему животу в растяжках прижимался фиолетовый конец стояка.
Но Сэнди уже спала; и когда он тронул ее за плечо, открыла глаза и застонала. «Я плохо себя чувствую», – сказала она, отвернулась и сжалась калачиком на другой половине кровати. Карл постоял над ней пару минут, дышал через рот, чувствовал, как отливает кровь. Потом выключил свет и ушел обратно в ванную. На хер, Сэнди насрать, что сегодня он просил ее о чем-то важном. Он сел на унитаз, рука опустилась между ног. Увидел перед собой гладкое белое тело солдатика, поднял с пола влажную тряпку и закусил. Сперва острый конец лиственной ветки не влез в пулевое отверстие, но Карл его разрабатывал, пока ветка не торчала прямо, будто из мускулистой груди рядового Брайсона выросло молодое деревце. Закончив, Карл встал и сплюнул тряпку в раковину. Уставившись на свое запыхавшееся отражение в зеркало, он осознал: велика вероятность, что они с Сэнди больше никогда не займутся любовью, что дела у них хуже, чем он воображал.
Позже той ночью он проснулся в панике – ожиревшее сердце дрожало в грудной клетке, как пойманный и испуганный зверек. Часы на тумбочке показывали, что он проспал меньше часа. Начал переворачиваться на другой бок, но потом вскочил с кровати и поплелся к окну, отдернул занавеску. Слава богу, универсал еще на стоянке. «Тупой ты придурок», – выругался Карл про себя. Натянув штаны, босым прошел по гравию к машине и открыл дверцу. Над головой тяжело и плотно нависли тучи. Он достал из бардачка шесть катушек пленки и отнес в номер, сунул себе в туфли. Совершенно про них забыл – непростительное нарушение его же собственного правила № 7. Сэнди пробормотала во сне какую-то хрень – что-то там про пугало или вроде того… Вернувшись к открытой двери, Карл закурил еще одну сигарету из ее пачки и стоял, глядя в ночь.
Пока ругал себя за беспечность, раздвинулись тучи, и в просвете на востоке показались звезды. Он прищурился через сигаретный дым и начал их считать, но тут же прекратил и закрыл дверь. Еще одна цифра, еще один знак, который сегодня ни черта не изменит.
13
Когда Бодекер вошел в бар «Текумсе», за столом сидели трое и пили пиво. Солнце коротко осветило темное помещение, и тело шерифа отбросило на пол длинную тень. Потом дверь за ним закрылась, и все снова погрузилось во мрак. На музыкальном автомате к своей печальной трепещущей концовке подошла песня Пэтси Клайн. Никто из мужчин не сказал ни слова, когда шериф прошел мимо них к бару. Один был угонщиком, другой избивал жену. Оба не раз сидели в его тюрьме, натирали ему патрульную машину воском. Третьего он не знал, но решил, что это только вопрос времени.
Бодекер сел на стул и подождал, пока Хуанита дожарит гамбургер на жирном гриле. Он вспомнил, что не так много лет назад именно она в этом самом баре подала Бодекеру его первый виски. Следующие семь лет он гонялся за ощущением той ночи, но больше его не находил. Он полез в карман за шоколадкой, но потом решил повременить. Хуанита положила на бумажную тарелку сэндвич с картошкой, которую выловила из металлической бочки, и длинным бледным маринованным огурцом, который достала вилкой из грязной стеклянной банки. Отнесла тарелку к столику и поставила перед угонщиком. Бодекер услышал, как один из мужчин высказался в том духе, что надо бы накрыть бильярдный стол, пока никому не стало плохо. Другой рассмеялся, и Бодекер почувствовал, что покраснел.
– Кончайте, – тихо сказала Хуанита. Она подошла к кассе, отсчитала сдачу и отнесла угонщику.
– Картошка-то жестковата, – сказал он ей.
– Ну и не ешь, – ответила она.
– Ну, дорогуша, – укорил домашний насильник, – разве так можно?
Не обратив на него внимания, Хуанита закурила и подошла к концу стойки, где сидел Бодекер.
– Привет, незнакомец, – сказала она, – чем могу…
– …и богом клянусь, задница у нее распахнулась, как чемодан, – сказал тут громко один из мужчин, и столик взорвался хохотом. Хуанита покачала головой.
– Можно я у тебя пистолет возьму? – спросила она Бодекера. – Эти ублюдки тут с самого утра.
Он следил за ними в длинном зеркале за стойкой. Угонщик хихикал, как школьница, а домашний насильник давил кулаком ломтики картошки на столе. Третий откинулся на стуле со скучающим выражением на лице и чистил ногти спичкой.
– Если хочешь, я их отсюда выпровожу, – предложил Бодекер.
– Не, ничего, – ответила она. – Тогда они просто вернутся позже и наведут шороху, – Хуанита выпустила дым из уголка рта и изобразила полуулыбку. Она надеялась, ее сынок не влез опять в неприятности. В прошлый раз, чтобы вытащить его из тюрьмы, пришлось попросить взаймы плату за две недели вперед, и все из-за пяти пластинок, которые он украл в «Вулворте». Мерл Хаггард или Портер Вагонер – это еще ладно, но Gerry and the Pacemakers? Herman’s Hermits? The Zombies?
[4] Слава богу, его отец уже покойник, что тут еще скажешь. – Так чем могу помочь?
Миг Бодекер разглядывал бутылки за стойкой.
– Кофе есть?
– Только растворимый. К нам нечасто заглядывают кофеманы.
Он скривился:
– У меня от него живот болит. Как насчет «Севен-ап»?
Когда Хуанита поставила перед ним бутылку газировки, Бодекер закурил и спросил:
– Значит, Сэнди еще не приезжала, а?
